Воскрешение из мертвых

— Вот попомни мое слово, — продолжал он. — Газета еще извиняться станет перед нами. Подумаешь — Ягодкин! Он пить бросил, так хочет, чтобы ему звезду героя на грудь повесили. Возможно, он вообще тронутый, есть у меня такие сведения.

— Ну уж ты так круто не забирай, а то мы с тобой живо в зажимщики критики угодим, — сказал КБФ, но по тону чувствовалось, что доволен он был Щетининым, нравился ему боевой настрой своего зама.

— Ученого учить — только портить, Константин Борисович, — отозвался Щетинин.

— Ну, ладно, я тебя от хоккея небось оторвал. Иди досматривай. Наши там чехов раскладывают. А Генеральному, значит, я так и доложу, что ты, мол, владеешь этим вопросом.

Так оно и есть. В самую точку. Догадки Щетинина оправдались.

На следующий день, с утра пораньше, еще до начала смены заскочил Игорь Сергеевич в третий цех. Рабочие сразу окружили его. Здесь же был и Ягодкин, стоял в стороне, смотрел исподлобья.

— Ну что, братья славяне, прославились на весь город? — спросил Щетинин. — А? Что делать-то теперь будем?

— Это дядю Сашу спросить надо! — выкрикнул кто-то. — Ягодкина! Его рук дело!

— В газету-то зачем писать было? На весь город позорить? Сами, что ли, не разобрались бы?

— Выходит, алкаши одни у нас в цехе! Вранье это! На свои кровно заработанные чего ж и не выпить рабочему человеку! Это никто не запрещает!

— Мы тоже можем в газету написать! Выходит, каждый что захочет, то и напишет?!

— Гордости у людей совсем не стало. Патриотизма! Сами себя оплевать готовы.

— Теперь наш цех в любую дырку станет затычкой. Кругом будем виноватые.

— Сами бы на себя лучше посмотрели, чем о других писать!

— Небось и премии теперь лишат, а, граждане-товарищи?

— Это у нас быстро! За этим дело не станет. Ничего, дядя Саша тебе премию заплатит. Он нынче у нас богатый, на кефир перешел.

— Ладно, побазарили и хватит. Чего языком трепать. Все одно нас никто не спросит.

— Почему это не спросит? Еще как спросят! Так спросят, что не обрадуешься!

— Третий цех завсегда страдает! Нашли козлов отпущения!

— Вот потому и козлы, что сами себя на весь город позорим!

— Больно умные все стали!

— Опровержение надо составить!

— Точно! Опровержение! Мол, не позволим пятно ложить на рабочего человека, в душу ему плевать!

— Погодите, погодите! — поднял руку Щетинин. — Что-то больно вы распаляетесь, — сказал он с шутливой укоризной. — Чтобы опровержение писать, факты нужны. А факты — они против нас. Была в цехе драка? Была.

— Да разве ж это драка, Игорь Сергеевич? — откликнулся живо приземистый парень в замасленном берете. Фамилии его Щетинин не помнил. — Так, вроде разминки. Да неужто работяга с работягой не договорится? Ну, виноват Матрехин, так он и сам это признает, без газет всяких.

— Верно! Зачем лишнюю хреновину разводить? Пусть Федька повинится перед дядей Сашей, и дело с концом!

— А что?! Я всегда готовый! — выкрикнул Матрехин. — Я говорю: дай пять, дядя Саша, давай мириться! Нас партия, говорю, к чему призывает? К политике мирного сосуществования!

Кто-то засмеялся, улыбки побежали по лицам.

— Юморист! Ну и юморист, Федька!

— Не, я серьезно. Дядя Саша, давай мириться! — Он двинулся к по-прежнему стоявшему в стороне Ягодкину. — Слышь, дядя Саша? Хочешь, я тебя поцелую?

— Отвали, гнида вонючая! С ханыгами своими целуйся!

Вроде бы сквозь зубы процедил эти слова Ягодкин, но их услышали все.

— Слышали?! Все слышали? — вскрикнул Матрехин. — И вы, Игорь Сергеевич, будьте свидетелем, как оскорбляют рабочего человека!

— В гробу я видал таких рабочих! — сказал Ягодкин.

— Ну зачем же так! — с мягким увещеванием в голосе произнес Щетинин. Он чувствовал, что большинство из тех, кто толпился сейчас здесь, уже настроились на мирное разрешение конфликта, и теперь были явно разочарованы, недовольны непримиримостью Ягодкина. — Человек к вам с миром, вину свою осознал, а вы так… сразу…

— А он у нас завсегда такой! — сообщил парень в замасленном берете. — Завсегда в бутылку лезет!

— Не! — тут же отозвался чей-то голос. — Ему в бутылку теперь нельзя. Он на бутылки мораторий наложил.

И снова в толпе послышались смешки.

— Рады?! Загоготали? — как бы даже сочувственно, жалеюще проговорил Ягодкин. — Да что ж вы за люди такие, если пьяницам даете над собой верховодить? За полбанки совесть свою продаете! И вы, Игорь Сергеевич… — неожиданно поворачиваясь к Щетинину, добавил он. — Вы… я думал… вы — коммунист с большой буквы, а вы…

— Но-но! Вы все-таки выбирайте выражения, Александр Петрович! — предостерегающе перебил его Щетинин.

— А! Выбирай тут, не выбирай, все одно… — Ягодкин махнул рукой и пошел прочь.