Воскресное утро: Воскресное утро. Решающий выбор

Весь день 19-го и до обеда 20 июня Николай потратил на то, чтобы узнать что-нибудь о симпатичной официантке. Напрямую подойти к ней он стеснялся, да и она была загружена работой и обустройством на новом месте. Вечером же из палаток, где жили официантки и медсестры, долго звучала незнакомая музыка на русском и английских языках, прерываемая молодым задорным смехом. Утром лейтенант сумел познакомиться с одним сержантом-курсантом из полка новичков, назначенным летчиком-наблюдателем. Шести курсантам не хватало до окончания учебной программы несколько часов самостоятельного налета на боевых МиГах, но командиры решили, что это они смогут выполнить и на «спарке». Так вот этот курсант и пел под гитару вечером в палатке. Коля выспросил у него все, что он знает об этой девушке. Оказалось, что большинство из официанток – дочери летчиков, инженеров и техников их Центра. В основном им по 17–18 лет. И Лена, так ее звали, не исключение – отец ее был майором. Лейтенант, смущаясь, попросил курсанта взять его вечером с собой. Курсант, подсмеиваясь над стеснительным лейтенантом, пообещал его не забыть. И выполнил обещание. Вечером лейтенанта ВВС Николая Егорова, красного от смущения (хорошо, что в палатке был полумрак), представили дамскому обществу. Пытаясь пройти на свободное место, лейтенант, не разглядев, ударился лбом об опорный столб палатки, чем еще больше развеселил компанию. Сконфуженный, он уселся с краю, в уголок потемнее, стараясь не привлекать более к себе внимания, и огляделся. Общество состояло из девчат официанток, медсестер, шести вышеупомянутых курсантов и, к удивлению Егорова – нескольких лейтенантов из других эскадрилий его полка. Девчонки и тут были одеты примерно так же, как и тогда, когда он их увидел впервые. А тут к тому же они еще и сидели… в общем, Коля старательно отводил глаза в сторону, дабы никто не подумал, что он подсматривает. Да вот беда – девчата сидели со всех сторон, так что хоть глаза закрывай. А вот курсанты как бы и не замечали таких мелочей. На одной из тумбочек стоял аппарат, называемый новичками «магнитофон», и из него лилась музыка. Николай подивился громкости и разборчивости воспроизведения. Песни были странные, чаще всего очень ритмичные и на английском языке. Под магнитофон рассказывали анекдоты, причем иногда такие, что лейтенант Егоров краснел, или разные смешные истории. Пытались танцевать, но тут представители 161-го полка выпадали из общения полностью, а шестерых курсантов было маловато. Правда, как они называли – «медленные танцы» – были не сложны, и товарищи из его полка понемногу осваивались в обществе. Сам Егоров пока стеснялся и еще больше стеснялся этого чувства. На Елену он старался не смотреть, хотя глаза косили сами собой. И куда подевалась лихость летчика-истребителя?

То ли курсант проболтался Лене, то ли случилось нечто невозможное, но неожиданно на «белый танец» – это когда, как объявил один курсант, «дамы ангажируют кавалеров» – она пригласила его. Лейтенант пошел на этот танец, как в лобовую. Когда его руки обняли ее талию, а ее легли ему на плечи, он ощутил ЕЕ ЗАПАХ, и, сквозь гимнастерку почувствовав ее грудь – Коля вдруг понял, что его душа воспарила над ними обоими, и он с удивлением разглядывает все происходящее со стороны. Она что-то спрашивала его на ухо, смеялась – лейтенант Егоров просто оцепенел, оглушенный бурей чувств и ощущений, с трудом переставляя ноги в танце. Все же, как хорошо, что у новичков такие простые танцы – ни на что большее, как медленное вращение с переминанием с ноги на ногу, Егоров в этот момент был неспособен. С ним творилось что-то непонятное – были у него девушки и до Лены, и не со всеми из них были только романтические отношения, однако таких сильных чувств от таких невинных вещей, как танец, он не испытывал.

Потом пели песни под гитару, Егоров же, сидя рядом с Леной и держа ее руку в своих руках, медленно таял, судя по смешкам своих товарищей – с идиотской улыбкой на лице, пытаясь невпопад подпевать. Он был счастлив.

20 июня 1941 года.

Москва. Кунцево