Воскресный ребёнок

На завтрак идти не хотелось, и не только из-за блузки и Андреа, а потому что аппетита совсем не было. Желудок как будто склеился. Хотя по воскресеньям нам дают круассаны, а не одну овсянку. И ещё кукурузные хлопья. Но если и вправду есть совсем не хочется!

Пойти всё равно пришлось – за мной зашла сестра Линда. Что касается завтрака, тут она очень строгая. Потому что утром в живот обязательно должно что-то попасть, так она говорит, и возражать нет смысла.

Обычно я, конечно, завтракаю, но только не сегодня! Я пододвинула свой круассан и кукурузные хлопья Андреа. Так я никогда не делаю, но сегодня…

Блузку-то я позаимствовала…

Я быстро допила своё какао и ушла. В коридоре меня перехватила сестра Франциска. Я подумала, она будет ругаться, что я слишком рано вышла из-за стола – у нас это не разрешается. Но ругаться она не стала. Оглядела меня со всех сторон, одёрнула на мне кофту и пригладила волосы. Вообще-то их не надо приглаживать, они и сами по себе гладкие. Потом сестра Франциска сказала:

– Смотри у меня, веди себя сегодня хорошо! Будь вежливой, как тебя учили, не забывай про хорошие манеры. Не позорь нас, слышишь?

Я отвечала: «Да, да» – а что ещё было сказать? Потом она спросила, есть ли у меня чистый платок, и его, конечно, не было – разве же про такое упомнишь… И тогда она дала мне свой. Очень мило с её стороны.

Иногда сестра Франциска бывает очень милой и доброй. Носовые платки у неё гораздо тоньше наших, они белые-белые, а в уголке вышиты красные цветочки. Мне это нравится. Но тут она стала меня наставлять, чтобы я платок не потеряла. Вот всегда так: только сделала доброе дело – и тут же снова принимается воспитывать. Я, как полагается, сказала спасибо за носовой платок, а потом села в холле и принялась ждать.

Так я и сижу здесь до сих пор. Остальные ребята давно разошлись. Ну и толкотня тут была! До сих пор я про это и знать не знала, потому что по воскресеньям старалась забиться куда подальше, лишь бы не видеть, как их всех разбирают воскресные родители. Но сегодня я всё узнала и всё-всё увидела. Все пришли как будто разом! Дверь непрерывно открывалась-закрывалась и хлопала, родители входили, дети бежали по лестнице вниз, искали свои пальто, их целовали-обнимали. Вокруг стоял дикий ор, все болтали, верещали и восклицали одновременно, у меня чуть уши не заложило. А посреди этой суматохи стояла сестра Франциска и раздавала добрые советы – и всё было как на школьном дворе во время большой перемены.

А потом вдруг все ушли…

В холле пусто и тихо. Только дурачок Карли слоняется вокруг, втягивая сопли и пуская слюни. Его-то никто не забирает. Я бы тоже его брать не стала, дурачка такого. Но меня-то, меня сегодня заберут!

Только где же она, моя воскресная мама? Часы в холле показывают уже четверть десятого. Детей забирают в девять, так положено. В девять – или вообще не забирают! Мне потихоньку становится страшно. А что, если она так и не придёт? Если она про всё забыла, эта воскресная мама? Или передумала и теперь не хочет никакого ребёнка? Но тогда сестра Франциска обязательно сказала бы мне об этом, она бы ни за что не забыла. Сестра Франциска не такая. Она очень ответственная, она сама так говорит и того же требует от нас. А может, воскресная мама потихоньку заглянула в стеклянную дверь, увидела, как я тут сижу одна-одинёшенька, и подумала: «Так вот какой он, мой воскресный ребёнок». А потом испугалась и решила: «Ох, нет, такую девочку я не хочу».

А может, ещё хуже: она увидела Карли, он же всё время тут околачивается. Ведь воскресная мама ещё не знает, кого ей дадут, мальчика или девочку, и она решила, что её воскресный ребенок – это Карли, и убежала со всех ног, ведь Карли страшненький, гораздо страшнее меня. Но через стеклянную дверь к нам никто не заглядывал! Я уверена. Я всё время смотрела на дверь. С половины девятого уж точно. И обязательно заметила бы, как кто-нибудь отсюда убегает.

А может, она заболела и поэтому не смогла прийти? Но тогда она бы послала своего шофёра или позвонила. Но телефон не звонил. Я бы обязательно услышала, потому что телефон стоит в холле. А вдруг она страшно заболела? И её тут же повезли в больницу, и у неё совершенно не было времени позвонить. А теперь она лежит в больнице и страдает без меня.

Нет, это всё чушь! Она же меня ещё совсем не знает. Но почему же тогда она не идёт?

Я ничего не понимаю. Совсем ничего… Вдруг в животе стало очень пусто. Наверное, потому что я не позавтракала. По щеке течёт слеза, но вряд ли из-за завтрака…

Я быстро вытираю дурацкие слёзы, пока Карли их не заметил. Ему нельзя их видеть, он всё равно ничего не поймёт. И я немножко кричу на Карли, мол, нечего на меня так пялиться. А потом притворяюсь, что у меня насморк, и сморкаюсь в носовой платок. В платок сестры Франциски. Его ужасно жалко, он ведь такой красивый, я же хотела его достать только при воскресной маме…