Воскресший гарнизон

– Вилли? Возможно. Имени никогда не слышал, – задумчиво покачал головой майор. – А вот что касается титула? Да, кажется, однажды фельдфебель Зебольд обратился к нему именно так: «Господин барон».

Она наполнила свой бокал вином, залпом опустошила его и решительно покачала головой.

– Неисповедимы пути твои, Господи, и промысел твой нам не понятен! – как любил говаривать в подобных случаях мой архимандрит. – Неужели этот тот самый барон фон Штубер?!

– Какой именно?

– Это не важно, – отмахнулась Софи. – Хотя, что удивительного, он ведь и тогда, в начале войны, считался у них специалистом по катакомбам и укрепрайонам.

– Тогда тем более.

– У вас есть доступ к этому офицеру?

Майор сначала решительно покачал головой и только потом призадумался.

– Разве что случайно… Впрочем, там у меня появился один знакомый резчик по камню, которого этот Штубер опекает и который по прихоти Штубера высекает из камня статуи «Распятия».

Кароль и не заметил, что Софи так стиснула бокал пальцами, что он чуть не лопнул.

– Его зовут Орест? – с трудом преодолела она свое грассирование, чтобы как можно точнее вымолвить имя скульптора.

– Вы правы: Орест.

– Орест Гордаш? Высокий, широкоплечий, родом из Подолии?! – загорелись глаза Софии.

– Можете не сомневаться, что это он. Мы встретились на острове. Время от времени Штубер позволяет ему подниматься на поверхность, чтобы он, так сказать, «пообщался с живой природой». Кстати, немцы называют его «Отшельником», похоже, что это кличка скульптора.

– … И промысел твой, Господи, нам не понятен! – вознесла руки к небесам Софи Жерницки. – Неужели я нашла его?! Неужели он жив?!

– Так это и есть тот самый художник, картины которого вы демонстрировали в Бухаресте?

– Тот самый, майор, – конвульсивно сжала она руку Чеславского, заставив поляка заметить, что для разведчицы София слишком импульсивна и впечатлительна. – Теперь уже никаких сомнений – тот самый.

– Я попросту не знал, что он еще и художник, – как бы оправдываясь, объяснил Кароль.

– Из-за этого я могла не узнать, что Орест находится в «СС-Франконии»! Вот они – превратности судьбы! О его существовании Штубер знал еще в Одессе, поскольку имел возможность любоваться полотнами и скульптурными «Распятиями» Ореста. Сам барон к искусству явно не равнодушен, хотя и считает себя всего лишь «психологом войны». Когда вы виделись с ним в последний раз?

– Со Штубером?

– С Отшельником, майор, с Отшельником.

– Буквально несколько дней назад. Не думаю, чтобы за это время подземелье проглотило его.

– Мысли таковой не допускаю.

– Считаете, что именно Отшельник сумеет раздобыть схему «Регенвурмлагеря»?

– Теперь это уже не столь важно. Главное, что он жив. Этот человек дорог мне сам по себе.

– Но именно он, как человек, у которого есть доступ…

– Вряд ли стоит привлекать его к операции со схемой, – прервала майора Софи. – Таким талантом рисковать нельзя. Грешно и преступно.

– А что в этой войне не преступно?! – изумился майор, понимая, что запрет на привлечение к операции Ореста Гордаша лишит его шанса на раскрытие тайны «Регенвурмлагеря», которой он уже был по-настоящему увлечен.

– Все остальные грехи нам простятся, майор, кроме этого. Когда дело касается истинного таланта, Всевышний становится безжалостным.

30

Оказавшись у штаба «Регенвурмлагеря», лжефюрер основательно, придирчиво изучил подступы к нему, систему охраны и сигнализации, уточнил сектор простреливаемости встроенными в стену пулеметами. И по тем замечаниям, которые Имперская Тень делал в ходе осмотра, барон фон Риттер вынужден был признать, что воспринимаются они вполне профессионально. Затем, с той же тщательностью, лжефюрер осмотрел все три запасных выхода, ведущих: один – наверх, в каньон; другой – в нижний этаж подземелья, и третий – под Одер, в сторону Германии…

– Как глубоко располагается этот ваш нижний этаж? – поинтересовался он, стоя у открытого люка, к которому подступали широкие металлические ступени.

– На глубине трех метров. Причем там всего несколько складских помещений, общей площадью не более стадиона.

– То есть глубже проникать не пробовали… – задумчиво произнес лжефюрер Зомбарт, не отрывая взгляда от освещенный электрическим светом винтовой лестницы.

– В этом нет смысла. Опасно. Там могут быть мощные грунтовые воды, и еще черт знает что. Да и приказа такого не поступало.

– Вот именно, фон Риттер: хотелось бы знать, что там, в земных глубинах. Но понимаю, что сейчас не время, – пробормотал Зомбарт, отходя от люка. – Показывайте, что у вас еще интересного…

Барон фон Риттер был явно польщен вниманием фюрера к своему детищу, и вел себя, как подобает вальяжному хозяину огромного поместья, которому есть что показать высокому гостю и чем удивить его. Так было до тех пор, пока они не оказались в просторном кабинете коменданта.

– Здесь еще не так уютно, как хотелось бы, – начал было оправдываться фон Риттер. – Но в ближайшее время…