Восьмерка

— А тебе понятно чего? — спросил он.

— Мне понятно, — ответила Ларка с вызовом. — Я хочу жить с нормальным мужиком, а не с невротиком. Мне нужны нормальные дети от нормального мужика.

…На улице Новиков опять позвонил Лешке — тот вообще не взял трубку.

Долго стоял у ларька с минеральной водой, лимонадом и прочей колой. Вдруг представил, что каждый вид напитка предназначен для допроса отдельного вида подозреваемых. Убийство — это вода с газом. Насильники — это лимонад «Буратино». Межнациональная рознь — что-то нибудь темное, вроде «Пепси». На всякую семейную бытовуху идет дешевая вода без газа.

В таких вещах надо знать толк.

«Отец сейчас ушел на работу, дядька тоже, наверняка, ночевать не остался. Мать, может быть, поехала куда-нибудь на рынок», — уговаривал себя Новиков.

Дома хорошо, там можно налить горячую ванну и лежать.

Он долго стоял напротив своего подъезда, вглядываясь в окна. Если б мать появилась — не пошел бы. Но ни одна штора не дрогнула.

Открыл дверь, прислушиваясь, — и тут же, неслышная, вышла мать из его комнаты. Опять, что ли, в наволочках копалась.

— Привет, мам, — сказал Новиков просто.

— Здравствуй, сынок, — ответила мать с тихой радостью.

«Ну, дома мать и дома, — подумал Новиков про мать. — Так даже лучше».

— Завтракать будешь? — спросила мать.

— Да, — ответил он. — А то меня что-то не покормили. Только чайником погрозили.

Мать со значением, исподлобья посмотрела на него. Новиков этот взгляд знал и не любил. Мать тут же становилась какой-то чужой и недоброй — не по отношению к нему даже, а по отношению к кому-то третьему.

Этой третьей, естественно, была Ларка.

— Что… долго посидели? — спросил Новиков о том, что его не интересовало вовсе, лишь бы уйти от разговора, который мог случиться. Ничего глупей для мужчины нет, как обсуждать свою женщину с матерью. И женщины-то глупят, когда жалуются матерям на своих дружков, но для мужчины все это вообще какое-то позорище.

Но мать было уже не остановить.

— Что она еще может, как чайником грозить, — с ходу начала она, игнорируя вопрос. — Еще и жить-то не начали, а уже…

— Не начали и не начнем, — сказал Новиков, лишь бы отвязаться, чувствуя при этом, что Ларку все равно предает — даже если действительно не собирается с ней жить.

Мать, вместо того чтоб порадоваться, обернулась, оставив на плите пригорать яичницу.

— А с кем начнем, сынок? — спросила она тихо.

— В смысле? — переспросил Новиков, вспоминая, что это вовсе не свойственное ему «в смысле» он говорит за последние дни уже не первый раз. Мир, кажется, несколько растерял свою осмысленность.

— Твой Лешка — он… ты только не беснуйся опять… он вообще, как твой дядька вчера спросил, нормальный?

— Даже если он и ненормальный, — спросил он устало. — Он что, убийца?

— Мне так и сказали, — произнесла мать послабевшим голосом.

Новиков молчал, пытаясь придумать, куда ему придется сбежать сейчас. В горячую ванну он точно рисковал не попасть.

— Есть разные секты, — начала мать, глядя ровно перед собой, в развешенные над плитою половники и ножи; голос ее звучал так, словно она произносила тайную клятву. — Они впутывают разных нормальных людей, замазывают их кровью — и потом от них уже не избавиться, попадаешь под их власть — и несчастные люди подчиняются им, исполняют все их требования…

Новиков вдруг засмеялся. Представил, как исполняет Лешкины требования, наряженный в кожаную сбрую. Смех звучал диковато, зато искренне.

— Это черная капуста тебе сказала? — спросил он.

— Какая «черная капуста»? — быстро переспросила мать и тут же догадалась: — Она не капуста!

— А кто? Свекла? — спросил сын, произнося «свекла» через «е» и с ударением на последний слог.

— Ты не выпутаешься оттуда, сынок! — вскрикнула мать. — Тебя заманили! Они тебя… изуродуют!

«…она темная, неумная, замученная баба — моя мать, — готовый разрыдаться, думал Новиков. — Эти ее позорные газеты и брошюры с плохим шрифтом о гаданиях и заговорах… эти ее хождения сначала в церковь, а прямо оттуда по каким-то ушлым бабкам, цыганкам, ведуньям…»

Новикову вспомнилась вдруг давняя ссора, когда отец орал, пытаясь ухватить мать рукой за волосы: «Ты зачем эти заговоры на меня наводишь! Ты куда меня приговариваешь? Чего тебе еще надо от меня? Уймешься ты со своим безумием?.. Отвадила одного мужа у дочки, привадила другого — осчастливила ее? Ты же темная колода! Еб вашу мать — ты же в школе училась! Физику проходила, химию, геологию — откуда ты набралась этой пакости?»

Здесь отец вместо того, чтоб схватить напуганную и одновременно по-собачьи злую мать за волосы, вдруг взял в огромный ком двумя руками ворох газет и брошюр со столика и с силой бросил. Мать осыпало.

— Тебя там будут использовать! — все не унималась мать, совершенно ненормальными глазами вглядываясь в Новикова. — И никакая она не капуста! Это ты не соображаешь ничего! Тебя еще петух жареный в жопу не клевал, вот ты и…

Последнее предупреждение саму мать чем-то напугало, она, видимо, услышала в своих же словах нехороший намек и, быть может, готова была немного отыграть назад, но тут Новиков вдруг закричал: