Восьмое слово Киндры

– Ну, не совсем так, – мягко возразил седовласый профессор, перекладывая себе на тарелку салат и картофельную запеканку с общего блюда. – Сто лет назад уже существовали и масляные фонари и керосиновые лампы. А вот лет двести – триста назад, пожалуй…

– Даже представить невозможно, чем в те времена люди занимались по вечерам! – вздохнув, заявила хозяйка особняка. – Ни телевизора, ни радио, ни других благ цивилизации…

Вопрос был, скорее, риторический, но он не остался без ответа.

– Пожалуй, ответить нетрудно. Вельможи давали балы и пировали, а крестьяне пораньше ложились спать, чтобы с утра приниматься за работу… – нарочито беззаботно пояснил Рушальский.

– Отчасти все это верно, – кивнул пан Ольшанский, соглашаясь. – Ведь крестьянину и ремесленнику надо было вставать с петухами. Другое дело, лица, которые не были обременены каждодневной заботой о хлебе насущном. Вы забываете еще о тайных страстях! Ведь по ночам алхимики и чернокнижники ставили свои опыты, влюбленные слагали бездарные стихи, маньяки погружались в пучину порока…

Последняя фраза была высказана едва слышно, но она отчетливо прозвучала в пронзительной тишине полутемного зала.

– Уж не маркиза де Сада вы имеете в виду? – улыбнулся Роман. – А я вот слышал, будто этот старикан просто всё выдумал! Разве не так?

Пламя свечи дрогнуло, особенно ярко высветив лицо профессора. Грошек взглянул на него и чуть не подавился своей порцией запеканки – в глазах работодателя как будто отразилось всё многовековое страдание человечества. Уж во всяком случае, таким его Анджей видел впервые.

– Видите ли, – натужено проговорил пан Ольшанский, – Франсуа де Сад не был ангелом. И с женщинами легкого поведения он зашел слишком далеко на пути греха. Но он развивал свои идеи порока, как ни странно, стремясь ко всеобщей гармонии. Только я не о нём – история донесла до нас немало сведений о кровавых оргиях, которые повергли бы в ужас даже этого распутного маркиза! Вы что-нибудь слышали, например, об Эржебет Батори?

– Что-то очень смутно… – признался Рушальский.

– Сегодня в Сувалках я как раз занимался одним документом из ларца пана Жуевского, – задумчиво сказал профессор. – Не исключено, что нити её злодеяний ведут сюда, в бывший замок Тирберг…

– А кто такая Эржебет Батори? – спросила Гелена Лучинская, проявляя интерес к беседе. – Простите нас, пан Ольшанский, за нашу неосведомленность, но ведь это было, наверное, очень и очень давно?..

Седовласый муж, ответил не сразу, собираясь с мыслями. Наконец он обвел взглядом всех присутствующих и произнес всего одну фразу:

– Эржебет Батори – жестокая убийца, замучившая со своими сподручными больше полутысячи женщин и девушек…

– Как? – опешила Геленка. – Полутысячи?..

– Точное количество жертв указано в её дневнике, а именно – шестьсот пятьдесят.

– Зачем же она их убивала?

Вопрос подвис в воздухе – пан Ольшанский почему-то умолк. Наверное, он не счел уместным далее обсуждать этот вопрос. Но Анджей, помня об уловках поручика Барича, решил не упускать случая, чтобы пощекотать нервы всем присутствующим.

– Есть несколько версий на этот счет, – блеснул эрудицией он – По одним сведениям эта женщина просто получала удовольствие от пыток и убийств. Еще одна версия связана с её стремлением к вечной молодости и красоте. Хотя, скорее всего, верно и то и другое…

Ему-то кровожадная графиня была хорошо известна. В одной толстой книге, посвященной всем знаменитым серийным убийцам со времен Калигулы, биография этой преступницы была изложена в мельчайших подробностях. Поэтому, он не стушевался, когда Гелена Лучинская и соседи за столом настоятельно потребовали от него более развернутого ответа.

– Если мне не изменяет память, графиня Эржебет Батори появилась на свет в семействе трансильванских вельмож, – начал Грошек. – Её предком был сам Влад Цепеш, легендарный прототип графа Дракулы. В пятнадцать лет родители выдали дочь замуж за Ференца Надьяди. Её супруг, как и большинство дворян того времени был военным, поэтому он часто отсутствовал в замке, участвуя в военных операциях против Османской империи. Жестокосердие графини Батори проявилось довольно рано – чтобы развлечь себя она стала измываться над безропотными служанками. В ходу поначалу были обычные оплеухи и затрещины, в дальнейшем её пыточный арсенал пополнился хлыстами и дубинками. По тем временам за подобные истязания знатную персону нельзя было привлечь к ответственности, поскольку в некоторых случаях законы позволяли высокородным особам избивать и даже убивать крепостных крестьян. Так что разгул насилия постепенно привел графиню к утонченным пыткам, вроде втыкания под ногти жертв иголок и прижигания кожи раскаленной кочергой. Рождение детей не смягчило её нрав, наоборот, с годами она приобщилась к черной магии и собрала вокруг себя несколько человек, готовых следовать за ней по пути порока. Это были хромой карлик Фичко, личная служанка Дороти Сентеш и лесная колдунья по имени…

Грошек запнулся, но Бася Ольшанская выручила его.

– Анна Дарвуля! – негромко подсказала она.