Чуть позже мимо него прошествовал Рушальский. Настроение у молодого мужчины было приподнятое. Полчаса Роман провел на берегу озера, сосредоточенно занимаясь силовыми физическим упражнениями. В том, что человек старается держать себя в форме, Грошек не нашел криминала. Если бы не лень и служебные обязанности, он сам бы с удовольствием присоединился к атлету, чтобы размять свои косточки. Но надо было все время быть начеку и не отвлекаться на маленькие радости жизни.
Стась Лучинский еще раньше отправился в Станички по каким-то хозяйственным нуждам. Несколько раз из кухни выходила жена Пеперика. Пожалуй, в этих перемещениях людей, занятых своим делом, не было ничего необычного. Никаким призраком, блуждающим по дому, не пахло и в помине.
Тем временем Рушальский вернулся с берега на террасу и вызвал Грошека на шахматный поединок. В молодости Анджей увлекался этой игрой, поэтому охотно откликнулся на предложение.
До обеда они сыграли пять партий, причем во всех верх взял детектив.
– Вы – серьезный соперник! – похвалил его Роман. – С вами надо держать глаз в остро! Так и норовите слопать у меня какую-нибудь фигуру…
Грошеку стало даже немного жаль этого незадачливого любителя посостязаться – на теннисном корте Монике Хайнштайн он проиграл, и тут ему ничего не выгорело. Впрочем, настроение от проигрыша у Рушальского отнюдь не ухудшилось. Наоборот, он с улыбкой на лице пообещал в следующий раз взять у победителя реванш.
После обеда Анджей спустился в подвал вместе с профессором и Басей, чтобы поглазеть на их работу.
Молодая женщина уселась перед стопкой спрессованных и обгорелых с одного края листов, взяла в руки пинцет и нечто вроде острого скальпеля, после чего с их помощью стала осторожно отделять верхний листик от остальных документов. Затем этот лист был перенесен ею на одну из двух стеклянных пластинок, с величайшей аккуратностью придавлен другой, и передан отцу. Пан Ольшанский, доселе просто наблюдавший за дочерью, уложил «сэндвич» перед штативом с закрепленной на нем цифровой фотокамерой и сделал пару снимков. После этого он поместил документ в кювету с какой-то жидкостью и посмотрел на часы.
– Почему бы вам не отправить все содержимое ларца пана Жуевского в лабораторию? – поинтересовался Грошек у профессора. – Наверное, можно было сэкономить кучу времени и не торчать с утра до вечера в этом подвале…
Ольшанский охотно пустился в объяснения:
– Видите ли, документы слишком долго лежали в помещении, не приспособленном для длительного хранения. Потом подверглись термическому воздействию. Не все листы бумаги теперь способны выдержать даже малую нагрузку при перемещении – любая небольшая встряска на ухабе и некоторые документы просто рассыпятся в прах. Чтобы этого избежать, надо их предварительно сфотографировать, а потом зафиксировать специальным составом на желатиновой основе…
– А что вы разбираете сейчас? – продолжил вопрошать Грошек, не зная чем еще себя занять в мрачном и неуютном помещении.
– Дневник пана Жуевского… Есть интересные сведения о Ноябрьском восстании в Королевстве Польском. Но они, наверное, будут интересны только специалистам…
– Да уж, – согласился Грошек. – Лучше воздержаться от цитирования кровавых моментов истории. Гелена Лучинская всё так близко принимает к сердцу!
– Не самое плохое качество в человеке, – улыбнулся профессор и, спохватившись, принялся доставать из кюветы стеклянные пластины с раритетным документом.
Больше часа Анджей в подвале провести не смог. Поэтому извинившись, он оставил Ольшанских внизу, а сам выполз на свет божий.
За время его отсутствия наверху произошли кое-какие перемены – в пансионат пожаловала представительная супружеская пара с мальчиком лет десяти. По словам Геленки назавтра в субботу ожидался приезд еще двух семейств по предварительной договоренности.
Ну, а ближе к вечеру к озеру вообще подкатила целая кавалькада из велосипедистов – вчетвером они заняли пустующий щитовой домик. Стась Лучинский, устроив их на ночлег, вернулся в двухэтажное здание и, проходя мимо Грошека, сидящего на террасе, поделился с последним новостью:
– Русские велотуристы из Калининграда… Завтра махнут в Сувалки, а потом в Литву.
Давно Анджей не крутил педали. А ведь в далеком босоногом детстве почти не слазил с велосипеда. На душе у него стало как-то непривычно грустно – еще немного и подойдет старость. А чем он живет? Вокруг вечная суета, чужие проблемы, собственные неосуществленные мечты. Даже отдохнуть по-человечески удается раз в три года…
Ужинал он в компании с Рушальским на террасе – чтобы не тесниться за общим столом, мужчины великодушно уступили свои места семейной паре с ребенком. Потом они вместе поднялись на второй этаж и разошлись по номерам, но уже через минуту в дверь Грошека постучали.
На пороге стоял Рушальский с полотенцем и бритвенным станком в руках.
– Не возражаете, если приму душ у вас? – по-приятельски осведомился Роман. – У меня что-то кран забарахлил. Стась еще с утра перекрыл воду, пообещав всё починить завтра…
– Прошу вас, – любезно отозвался Анджей.