Восьмой круг. Златовласка. Лед (сборник)

Буфетчик развел руками и отвернулся. Мюррей увидел, что Харлинген и Флойд следят за каждым жестом с полным непониманием. Потянулся, похлопал буфетчика по руке, и тот обернулся с той же широкой улыбкой.

– Ты считаешь весь мир своим врагом? – спросил Мюррей.

– Я не говорил этого. Не говорю, что вы мои враги. Где научились так хорошо говорить на этом языке? Здесь в школах его преподают не так.

– Научился у друзей уже давно. Друзей для меня, благожелателей для моего отца. Это Хулио и Марта Гутьеррес. Может, знаешь их?

– Нет, но что из того? Достаточно того, что их знали вы и они были вашими друзьями. Что до меня, я знал того полицейского, хотя он не был мне другом. Странный он человек. Очень странный.

– В каком смысле?

– О, чтобы понять это, нужен большой мозг. Лично я вижу его красивым и надменным, как петух на навозной куче, но не знающим настоящего счастья. Это своего рода болезнь, так ведь? Мне кажется, такой человек рано или поздно попадает в беду.

– Раз так, тебя не удивляет, что сейчас он уже в беде?

– Не стану вам лгать. Услышав об этом, я не удивился, произошло это, когда его уволили из полиции. О таких вещах говорят праздные люди, когда пьют здесь кофе.

Мюррей кивнул.

– Понятно. А знал ты еще и Айру Миллера?

– Я знал о нем. Он значительный человек в этой округе. Почему же нет, если праздные люди каждый день отдавали ему свои деньги?

– Есть еще один – Джордж Уайкофф – еще более значительный, чем Миллер. О нем тоже говорили здесь?

Буфетчик заколебался:

– Кто я такой, чтобы влезать в это?

– Ты гражданин. Это вопрос долга.

– Ошибаетесь. Я никто и ничто. Меньше, чем ничто. – Буфетчик вскинул руку, обрывая возражение Мюррея. – Поймите, для меня это не особенно важно, потому что, если Бог добр, мои дети будут немного другими, чем я, а внуки совсем не такими, как я. Думаю, это хорошая мысль. Приходите еще как-нибудь, поговорите с моими внуками по-английски, может, они поймут эти слова о гражданском долге. Это нужно говорить по-английски. Ваши люди не верят, что это может иметь смысл на другом языке.

Мюррей покачал головой:

– Тебе не за что на меня сердиться.

– Я ни на кого не сержусь. Докажу это, угостив вас еще кофе. Ваш уже остыл. Платить за него не нужно, мне приятно это сделать.

– Ты добр. – Мюррей подождал, чтобы буфетчик поставил перед ним темный, горький напиток, и начал медленно пить. Потом достал из бумажника визитную карточку и протянул ему. – Теперь я попрошу о небольшом одолжении.

– То есть?

– Дай каждому, интересующемуся делом этого полицейского, мой адрес. А это, – он положил купюру в пять долларов на стойку там, где Харлинген мог ее видеть, – для детей, о которых ты говорил. Думаю, у них хорошие отец и дедушка.

Он вышел первым, застывшая улыбка – он знал – провожала его до самой двери.

На улице Флойд сказал с завистью:

– Жаль, я не говорю так бегло по-испански. Из-за этих обезьян, заполняющих город, года через два всем придется говорить на их языке. – В его глазах засветился профессиональный интерес. – Он что-то говорил об игре в лото, так ведь? Bolita – что это значило?

– Ничего, – ответил Мюррей. – Он сказал, что не связывается с азартными играми. Думаю, не лгал.

– Ну и что вам удалось выпытать? – спросил Харлинген.

– Я не пытался что-то выпытать у него, – раздраженно ответил Мюррей. – Знаете, я хочу встретиться с Уайкоффом. У меня есть вопросы об операциях Миллера, о даче взяток и прочем, на которые Уайкофф может ответить не задумываясь. И это произойдет только в том случае, если он приедет ко мне. Вот чего я хотел от нашего друга в буфете – чтобы он распустил слух, вызвал какой-то интерес. Там посмотрим.

– Не знаю, – сказал Харлинген. – Уайкофф сотрудничает с районной прокуратурой с того дня, как его арестовали. С какой стати ему интересоваться проблемами Ландина?

– Человеку вроде Уайкоффа нужно знать, какие карты на руках у всех. Правда, я не говорю, что это сработает. Мы просто попытаем судьбу. А пока что, – он обратился к Флойду, – давай вернемся к тому аресту. Вы с Ландином поели, что потом? Пошли дальше в деловую часть города?

Флойд медленно провел ладонью по лицу, сосредоточенно наморщив лоб.

– Нет, – в конце концов сказал он. – Не совсем.

– Как это понять? – спросил Харлинген.

– Ну, – ответил Флойд, – на другой стороне улицы два отеля, и я пошел проверить их – знаете, пройти по вестибюлям. Арни не ходил со мной.

– Много времени прошло до того, как вы сошлись снова? – спросил Мюррей.

– Нет, не много.

– Сколько? Десять минут?

– Пожалуй, больше.

– Двадцать?

– Может быть. Да, пожалуй.

Лицо Харлингена приобрело ошеломленное выражение.

– Значит, как раз перед тем, как Ландин задержал Шрейда, он был в другом месте, где вы не могли связаться с ним?

– Господи, мистер Харлинген, я знал, где связаться с ним, если будет нужно.

– Где? – спросил Харлинген.

– Почему не спросите самого Арни? – взмолился Флойд. – Почему я должен говорить об этом?

– Потому что, – напомнил Харлинген, – вам придется об этом говорить, когда будете на свидетельском месте. Где он был в течение этих двадцати минут?