Восьмой страж

— Потому что он самый крупный заказчик. Десять миллионов долларов. Попробуй найти другого такого, — пододвинув к Еллоу записную книжку, говорю я. — И учти, что мы знаем только даты, поэтому довольно трудно определить, какая именно миссия была проведена. Даллас — единственная зацепка, которая у нас сейчас есть. К тому же, убийство Кеннеди — это очень важно. Если мы раскроем личность КИ, то разорвем большую часть паутины.

Еллоу листает страницы.

— Ты не думаешь, что КИ хорошо замел за собой все следы?

— Возможно. — Я снова берусь за вилку. Мой хорошо прожаренный стейк уже холодный, но я настолько голодна, что это неважно. — Поэтому нам придется очень постараться.

— А что насчет твоего отца?

— Посмотрим, — с набитым ртом отвечаю я.

Еллоу откладывает записную книжку и, взявшись за вилку, начинает гонять по тарелке бобы. Я вижу, что она все еще сомневается в разумности нашего плана.

— Хорошо, — наконец говорит она. — Утром первым делом отправляемся в Даллас.

* * *

На следующее утро я просыпаюсь с дурными предчувствиями, но игнорирую их. Я забираю папки и записную книжку, и мы покидаем «Паркер-хаус». На улицах очень грязно — повсюду валяются испражнения животных и растоптанная еда. По каменной мостовой громыхают повозки, запряженные лошадьми. Мы проходим мимо лавки мясника. С деревянной перекладины свисает туша свиньи. Я верчу в руках часы, Еллоу тоже заметно нервничает. Как будто не уверена, что ей хватит сил снова спроецироваться.

— Может, воспользуемся гравитационной камерой? — спрашиваю я. — Она всего в нескольких кварталах отсюда.

Еллоу качает головой.

— Я бы не стала так рисковать. Они, скорее всего, отслеживают ее.

Я с облегчением киваю. Потому что это очевидно. Я предложила только из вежливости. Мы направляемся в уединенный переулок, чтобы спроецироваться.

— Подожди, — говорит Еллоу. — Я сначала хочу заглянуть в «Шрив, Крамп и Лоу».

— В ювелирный магазин? Что, положила глаз на какую-то цепочку?

Еллоу недовольно смотрит на меня и заходит в магазин. Несколько минут спустя она возвращается с маленьким бархатным мешочком.

— Золото, — улыбнувшись и покачав им передо мной, говорит она. — Я купила две унции на оставшиеся деньги. В одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году оно будет стоить гораздо больше. Мгновенные денежные средства.

Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но потом закрываю его. Потому что это была гениальная идея. Жаль, что она не пришла в голову мне.

Мы заходим в переулок, где нет ни одной души.

Еллоу засовывает мешочек в карман юбки и поворачивается ко мне.

— Ты настроила часы?

— Да.

— На двадцать первое ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года?

— Я же сказала «да», Еллоу.

Она фыркает.

— Я просто проверяла. Не стоит быть такой раздражительной. — Она хватает меня за обе руки и говорит: — Давай сделаем это вместе.

— Это все очень мило, но как я закрою часы, если ты держишь меня за руки?

Еллоу хихикает и отпускает мою правую руку. Я берусь за подвеску. Еллоу сжимает мою ладонь и делает то же самое.

Отец. Мы увидим моего отца. Я воспроизвожу в памяти лицо папы таким, каким оно было в его досье Стража, и закрываю крышку.

Мы погружаемся в темноту, и я мгновенно понимаю, что что — то не так. В голове раздается громкий визг, а перед глазами вспыхивает свет. Мое тело начинает вытягиваться и растягиваться, а визг становится все громче. У меня разорвутся барабанные перепонки. Визг охватывает все мое тело и проникает в самое сердце. Я чувствую его во всех четырех камерах[14]. Это убьет меня. Я пытаюсь схватиться за грудь, но мы движемся слишком быстро.

Мы с Еллоу приземляемся в том же переулке, только на шестьдесят девять лет позже. Я опускаюсь на колени и хватаюсь за грудь. Такое ощущение, что у меня сердечный приступ. Всю левую сторону тела пронзает сильная боль. Я умираю. Сердце сейчас остановится, и я умру.

— Это было круто… Ирис? — доносится до меня обеспокоенный голос Еллоу, и она опускается на колени рядом со мной. — Что случилось? Ты в порядке?

Я пытаюсь делать не слишком глубокие вдохи, чтобы притупить боль.

— Ирис! — кричит Еллоу.

Я продолжаю концертировать внимание на своем дыхании. Вдохнуть боль и выдохнуть ее. Вдохнуть боль и выдохнуть ее.

— Ирис, скажи что-нибудь!

— Я в порядке, — шепчу я с закрытыми глазами. — Мне становится лучше.

— Становится лучше? О чем ты говоришь?

Я открываю глаза. Все кажется каким-то расплывчатым.

— Разве это было не самое худшее проецирование в твоей жизни?

Еллоу морщит нос.

— Нет, это было самое лучше проецирование в моей жизни. Ну, если не считать тех, что были сделаны с помощью гравитационной камеры. Я едва что-либо почувствовала.

Я начинаю качать головой вперед-назад, даже не понимая, что делаю это.

— Нет. Это было ужасно. Как будто все проецирования, которые я сделала за последние пару дней, сложились и помножились на десять.

Еллоу сжимает губы.

— Это не имеет никакого смысла. Почему я ничего не почувствовала, а ты… Значит, это не просто слух!

Я сажусь и опираюсь спиной о кирпичную стену.