Воспитан рыцарем

— Хм… И не врешь ведь. У-гу-у… Так… так… Ну… тогда прямой путь тебе в послушники какой-нибудь монашеской общины… Будешь служить богам, будешь бороться со злом, жаркими молитвами и тайными заклятьями… К Умане мы обращаться не станем, — я ее не люблю, а она тебя… Вообще говоря, я никого из них не люблю, но Уману особенно. Ее и эту… Верховную… Но зато у нее храм здоровенный, туда самые частые и обильные пожертвования попадают, всегда сыт будешь… Решено: поедем к храму Земли. Или ты опять против?

Лина аж в пот бросило от стыда за свою трусость и недавние слезы, и он молча покрутил головой.

Зиэлю было этого не видно, все же он и так догадался, что за спиной не возражают…

Однако, из храма Земли их выперли еще быстрее, чем из гладиаторской школы, стоило только служителям божества узреть охи-охи на руках у будущего послушника.

— С животными не берем. А если человек от него откажется, только чтобы в храм поступить, то нам такое вероломное сокровище тем более не надобно! Поклон вам — и в добрый путь!

Один из старших жрецов, согласившийся выйти к просителям, сопроводил свои слова энергичным поклоном и указал рукой на дорогу.

Зиэль перегнулся с седла, ухватил за горло тощего старца и выпрямился, вознеся того на уровень глаз. Жрец висел в воздухе, удерживаемый на весу одною рукой могучего воина, и даже не делал попыток вырваться, хотя давалось ему это с большим трудом: руки и ноги его мелко дрожали. Жрец задыхался, но взгляда от Зиэля не отводил, страха не выказывал.

— Говоришь ты дельно и вполне учтиво, поп, но слишком дерзким тоном. Смирению монашескому тебе — еще учиться и учиться.

Зиэль разжал пальцы, и жрец рухнул на дорогу, в густую пыль. Старику было больно, и он выдал это единственным стоном, но он все-таки нашел в себе силы, чтобы подняться с земли, встать на колени и благословить спины удаляющихся путников движением ладони.

— Ну, и что теперь делать?.. – Зиэль задал вопрос и ничего не услышал в ответ, даже Гвоздик перестал пищать, притаился на руках у смущенного и растерянного Лина. — Одно точно знаю, — продолжил Зиэль, — еще пять долгих лет, до твоего совершеннолетия, я с тобой валандаться не намерен, у меня своя жизнь, свои виды на нее.

— Я понимаю, Зиэль. Прости меня, пожалуйста.

— За что тебя прощать, за возраст? Меня бы кто извинил: не ввяжись я тогда ночью спорить с нафами из-за тебя — был бы уже неделю как свободен. Даже куда больше, чем неделю… Может, к Тоху в трактир тебя пристроить? Служкой? Может быть, даже на жаловании? Дело знакомое, легко обвыкнешься? У? Не хочешь?

Лин молча помотал головой, и опять Зиэлю на понадобилось оборачиваться, чтобы понять ответ.

— Но заставить подмигнуть морок… Ты вообще ничего не знаешь о своих родителях? Ни намека, ни знака, ни обмолвки? Нет? Жалко… Вот что я думаю… Лин? Спишь, что ли?

— Нет, я слушаю, я не сплю!

Что-то в словах Зиэля… или в интонациях… что-то вдруг породило надежду… словно бы тонкий солнечный лучик пробился сквозь сплошные зимние тучи… Если бы Лин был постарше и поученее, он бы назвал это предчувствием, а сейчас — просто сердце как бы чуточку разжалось… И Гвоздик засопел, заворочался, устраиваясь поуютнее…

— Вот что я думаю, — повторил Зиэль. — Сегодня я допью, догуляю, девкам-то до завтрашнего заплачено… Завтра пойду в управу, прояснять с повытчиками скопившиеся мелкие недоразумения, суну в лапу кому надо — и за день утолчем все дела… А послезавтра — в путь, нечего нам в Шихане штаны просиживать. Я двинусь на юг, в сторону границы, к владениям маркизов Короны, там тоже есть приятные селения, а по пути заедем к одному моему старинному приятелю, отшельнику. Именно, вот это — хорошая мысль. Ученый муж, книжник, чародей, все дела… Думаю, обидно будет, если помрет по возрасту и никому накопленное не передаст. А тут мы ему ученика подсунем! Ему хорошо, тебе хорошо, и мне свободно. Как тебе мой план?

Слова Зиэля Лину понравились, предчувствие продолжало невнятно подсказывать ему, что этот план — лучший из всех.

— А вдруг и он не захочет?

— Захочет, захочет, не беспокойся. Только не в том смысле, что… Он человек нормальный, не думай… Просто он мне кое-чем обязан по праву стариннейшего знакомства, и ему будет совестно отказать мне, когда я прямо его попрошу оказать услугу.

— Он старый, да?

— Ну… С кем сравнивать… Лет под двести ему, но выглядит вполне бодро. Живет он отшельником, однако служанку держит. Да, всегда рядом с его уединенным логовом служанка живет, постирать, сварить… И всегда в соку служанки, старух не бывает… Сам увидишь. Поехали, что ли? Как ты?

— Зиэль… Ты… Я… спасибо тебе…

— Ты носом-то не хлюпай, ты внятно скажи: согласен?

— Согласен.

— Тогда в трактир, и отдохнем. Погоди… Только в лавку вон в ту завернем, мне нужно бусы какие-нибудь купить, а еще браслетик, чтобы той и другой неодинаковое дарить: бабы такие ревнивые друг к другу, такие завистливые… Вырастешь — сам узнаешь.

И снова дорога.