Воспитание оптимизмом: Записки директора Загорского детского дома для слепоглухонемых детей

па’ь их довеоир Ачеловеком ™ ‘ начитан-ченным явлением ?едстав™ются ^е У ВШИМ зав<*-

S^SSL? Ч •Й??.И1- И ,ег «_

сосед, на двух ставках работает. А этот…» — недоумевают обыватели.

Это только формально Вячеслав Иванович — кочегар. На самом же деле он философ. И влечет его в детский дом не зарплата кочегара, а возможность удовлетворять свою пытливость, найти ответ на волнующую его проблему: что есть человек? Бытовку Вячеслав Иванович превратил в филиал библиотеки и завалил ее философской и педагогической литературой, которую помимо него самого читают учителя, шефы-студенты, того и гляди начнут читать воспитанники.

Беседовать с Вячеславом Ивановичем — наслаждение. Не торопясь, обдумывая каждую фразу, высказывает он свои выношенные и выверенные жизнью мысли. Вячеслав Иванович смотрит в корень: где найдешь решение проблемы человеческой сущности, если не в общении с теми, кто медленно, шаг за шагом идет к человеку. А натолкнул его на эти поиски журнал «Вопросы философии», в котором приводились высказывания академика А. Н. Леонтьева о работе со слепоглухонемыми. «Особенности рассматриваемого нами эксперимента, — сказал академик, — заключаются в том, что он создает условия, в которых делаются зримыми — мне хочется сказать, даже осязаемыми и притом растянутыми во времени как бы с помощью замедленной киносъемки — узловые события процесса формирования личности, становления (подумать только!) человеческого сознания, условия, которые открывают как бы окно в самые сокровенные глубины его природы». Так что есть зачем ездить Вячеславу Ивановичу в Загорск, да и всем ищущим тоже.

Диалоги с непосвященными

— Рискованно демонстрировать патологию на экране неподготовленному зрителю, можно вызвать неприязнь к этой тематике, — говорю я своим новым знакомым-кинематографистам, приехавшим снимать фильм о нашем детдоме. — Тут нужно глубокое проникновение в тему и большое искусство. Были уже попытки, но кончились они неудачей. Да и у меня есть опыт съемки и демонстрации любительских фильмов о жизни детдома, своя точка зрения на проблему. Хотите послушать?

Мои собеседники дружно кивают головами.

— Эта точка зрения сводится к следующему. Фильм должен быть цветным, чтобы зрители не восприняли наших детей как неких монстров, как серые тени во мраке тьмы и безмолвия. Надо дать на экране больше света, солнца, движений, показать общение ребят со сверстниками, природой, животными, поймать в объектив улыбки. Словом, все стороны, всю полноту реальной жизни наших воспитанников с их деятельностью, взаимоотношениями, переживаниями. И самое главное, фильм должен предоставить зрителю возможность проследить динамику развития детей, процесс преодоления их дефектов, становления человека. Природа ограничила лишь каналы связи наших детей с окружающим миром, но не возможности его познания. В этом — оптимизм нашего труда. Прокрутим мысленно будущую пленку.

Вот только что привезли пятилетнего малыша. Мир для него пуст и беспредметен. Он даже не может отграничить ощущения, обрушивающиеся на него извне, от тех, которые поступают изнутри, от внутренних органов Он задавлен этим хаосом ощущений. В то же время организм ребенка требует расхода скапливающейся в нем биоэнергии. Однако ребенок не способен использовать ее па целенаправленные действия. Ведь для этого нужно видеть и слышать, что и как делают окружающие. И сидит такой ребенок в кроватке, раскачиваясь, словно маятник, снижая таким образом биоэнергетический потенциал. Родители после многих тщетных попыток помочь ребенку совсем уж было разуверились в возможности вывести его из этого вегетативного состояния. Да вот люди добрые подсказали, что есть такой детдом.

Мелькают воображаемые кадры. В руках ребенка — ложка. Сам он есть не может, движение его руки направляет воспитатель. А потом уже ребенок сам тянет в рот ложку, самостоятельно пьет из чашки. Еще кадры. Ребенок взял в руки детскую лопаточку, и опять движение его рук контролирует воспитатель. Вот он ухаживает за кроликами — руки воспитателя рядом. Складывает пальчики в первое усвоенное им слово. Печатает это слово на специальной машинке. Читает, ведя пальчиком по строчкам выпуклых букв. Очки появились, в руках обычная книжка, — значит, ребенку удачную операцию сделали, и он способен читать плоские шрифты. А вот и стихи сочиняет, работает в мастерской, занимается спортом, комсомолец, член редколлегии стенгазеты… работает на производстве.

Втайне я не хочу, чтобы эти люди устрашились бездны сложностей, и стараюсь их исподволь подготовить. Но они уже рвутся к подробностям специфики обучения.

— Расскажите нам, пожалуйста, как вы учите их говорить? Как они узнают, что ложка — это ложка, а стул называют стулом? — спрашивает режиссер.

— При полной слепоглухонемоте мы начинаем не с этого, — остужаю я нетерпеливый порыв гостя.— Прежде чем ребенок научится словесной речи, нужно сформировать у него человеческую психику. Иначе получится, что мы учим говорить существо, еще не вышедшее из зоопсихического состояния, попросту говоря дочеловека.