Читаем Воспитание полностью

Одна из ее сестер, наша тетка Жанна, живет в красивом доме с садом, на косогоре в этой деревушке, где производят текстиль. На продовольственные карточки она готовит детские полдники, куда мы иногда ходим, отец высаживает нас при своем объезде, а вечером забирает. Сад больше того, что арендует отец под нашим домом, более обустроенный и нарядный. С полудня до самого вечера мы там бегаем, прячемся, ловим ящериц, а в сезон едим клубнику, смородину, виноград, выслеживаем птиц и разыскиваем гнезда. Ее супруг, наш дядя Ипполит Б. д’А., офицер запаса, высокий, элегантный, заставляет нас сменить игру. Посреди склона бассейн. За самой высокой стеной - лес. Ловя рукой ящерицу на стене, я вижу, как сорока на цветущей вишне звякает браслетом в клюве, изумленно раскрываю рот, и туда залетает букашка: я держу рот открытым, однако насекомое вязнет в моей слюне; я сплевываю, но тщетно, оно уже миновало нёбо; я бегу и ложусь в траве под сливой, дожидаясь смерти, часто дыша и сглатывая. Букашка жужжала или стрекотала? Какого она цвета? Для чего служит кишечник? Насекомое там утонуло, удавилось или задохнулось? Способно ли оно еще ужалить и куда? В лучшем случае охрипну... Может ли его яд усыпить меня «навеки»? Как я отыщу дорогу к престолу Троицы, там наверху, в облаках? Я кое-что слышал о физиологии и представляю маршрут животного внутри себя, оно силится подняться на свет, падает обратно, сберегая в жале яд перед окончательным поражением. Что-то шевелится у меня между ляжками, от удовольствия я забываю о страхе смерти.

Я откликаюсь на зов, лишь когда мое спящее тело окатывает ливнем. На вечерней заре, перед тем как мать крестит мне лоб, я заставляю себя заглянуть, прежде чем спустить воду, на дно унитаза, мне мерещится там букашка, которая высовывает лапки и усики из кала и баламутит коричневую воду. Свет гаснет, сменяясь лунными лучами: как мне получить вновь под простыней удовольствие, испытанное под вишней?

*

Наша тетка Сюзанна, освобожденная из лагеря смерти советскими войсками, эвакуированная ими в Одессу, доставляется на английском корабле через Стамбул в Марсель, она возвращается к нам долиной Роны с еще одной политзаключенной из поселка, Мари М.: я слышу, как меняется звук шин при съезде с асфальта на мостовую в начале улицы Национальной; белка в клетке в верхней части сада кидается на прутья, кусает их; моя ладонь лежит в руке матери, чей пульс учащается; другой я поднимаю защелку, маленькая дверка открывается, белка стоит перед ней, потом отворачивается и грызет лесной орех, выставляя распушенный хвост наружу.

Наша тетка, которую мы едва знаем, вместе со своей подругой и в окружении всех членов муниципалитета без головных уборов, входит в коридор; очень худая, с бритой головой, покрытой косынкой в цветочек, с чесоточными бляшками на лице и блестящими глазами, готовыми рассмеяться, она идет под руку с нашей бабкой; все мы сопровождаем ее издалека в сад, на огород, к маленькой деве Марии в стенной нише, где с момента ее ареста мы молимся каждый четверг о ее возвращении; тетку усаживают на стул, наша бабка, преклонив колени на скамеечке, возносит молитву, а мы стоим перед ней; позади белка взбирается на ствол пихты - это наша? Во время повторяемых хором литаний тетка подмигивает нам, детям.


Герои, заплатившие высокую цену и узнавшие на телесном и духовном опыте, что значит сопротивление, с братским снисхождением взирают на рабочий люд, честь которого они отстояли.


В Париже Филипп и Пьер получают от человека, угнанного за то, что спрятал еврейского друга, человека, чей брат ранен в 1940 году, а другой убит на итальянском фронте, подтверждение смерти своего брата Юбера.

*

В конце мая 1945 года 7-й полк алжирских стрелков, треть которого погибает в Эльзасской кампании, высаживается в Алжире: множество солдат, унтер-офицеров, офицеров, победителей немцев в Италии, Провансе, в том числе под начальством Пьера, возвращаются в родные дуары Малой Кабилии: они считают, что заслужили право жить в новом Алжире, но обнаруживают там трупы и следы жестокой расправы, учиненной французской армией и колонистами над мятежниками и преступниками 8 мая 1945 года в Сетифе и окрестностях[45].


В середине августа 1945 года, попутно с возвращением узников и чисткой лагерей смерти, радио сообщает о Хиросиме и Нагасаки: в описании взрослых взрыв столь колоссален, что мне слышатся какие-то отголоски даже тут. И еще долго после этого я вижу в некоторых тенях на некоторых стенах силуэты людей, предметов, растений, животных, реальные,

застывшие поверх.

Из-за этих взрывов, часового сдвига фактов и информации, я открываю для себя, что Земля круглая.

Ныне свободное радио вещает о новой политической нестабильности, победоносном коммунизме, скитаниях беженцев: беспримерная жестокость преступлений, совершенных с 1939-го по 1945 год, прибавляет сомнений в человеческой душе и замыслах ее Творца.


Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне