Воспитанник орков. Книга третья

В новых городах и в новых землях, всегда найдется, на что поглазеть. На дома, на улицы, на людей. Вот, здесь, скажем, на людях была странная одежда. И мужчины и женщины носили какие-то цветастые одеяла, с дыркой для головы, широкополые шляпы, но штанов не имели! Хотя, при здешней жаре, штаны, наверное, будут лишними.

Рынок много может сказать о людях, о стране, и о городе. Но вот этого рынка Данут постарался бы избежать. Нигде — ни в Тангейме, ни в Силлуде, ни в других городах Данут не видел, чтобы продавали «живой» товар. Никому и в голову бы не могло прийти, что человека можно продавать, словно скот! Да, когда-то, давным-давно, фолки и орки сражались между собой, забирая в плен уцелевшего противника (а также их женщин и детей), заставляли их работать. За примером далеко ходить не надо — его названная мать, Талина, долгие годы была рабыней!

Здесь же, на этом рынке, продавались люди. Мужчины — молодые и старые, угрюмые и веселые. Женщины — юные и не очень, красивые и страшненькие. Блондинки, брюнетки и, даже рыжие, на которых было не очень много охотников. Были даже черные как деготь! Не то, долго простояли под солнцем, не то мазались какой-то краской.

На самых красивых женщин покупатели находились немедленно. Хуже было с теми, кто старше, или имел какой-нибудь изъян. Когда поблизости не было покупателей, перепродавцы «товара» разрешали «попользоваться» какой — нибудь из женщин, особенно из числа тех, чье девство уже утрачено. Их отводили за небольшой навес, откуда доносились сладострастные стоны похотливых скотов. Женщины, которых насиловали, молчали, даже уже не плакали.

В другое время воспитанник орков вступился бы за женщин, перевернув вверх дном весь этот проклятый рынок, пропитанный вонью и болью, но, увы… Сейчас он был бессилен что-нибудь предпринять.

Данут Таггерт стоял за невысоким ограждением из жердей, похожим на загон для скота. Причем, такого скота, который не выскочит за оградку, да и соседскую траву не сожрет. И что за скот-то такой? Если бы для бычков, забор сделали бы прочнее, а тут слишком хлипкие перекладины. Для коз он тоже не годился — перескочат! Кроме овец, ничего не приходило в голову. Ну, а еще для людей, пригнанных на рынок невольников. Не убегут, да и бежать-то отсюда некуда. А если что — вон, по углам стоят лучники, мигом сделают из человека ёжика. Нет, Данут бы попробовал, если бы знал, куда бежать. А так, после душного трюма (к счастью, водой поили вдоволь, кормили хлебом и настоящим мясом), его сразу же повели на рынок и он сумел запомнить только улицу, по которой вели, а этого для побега маловато.

Можно бы снова утешить себя тем, что «все когда-то бывает впервые», но не хотелось. Он уже и в тюрьме посидел, и в трюме, а теперь его вывели на продажу, словно бычка. Ну, пусть будет баран. Какая разница? Оказывается, по законам этой страны, человек, спасенный в море, считается собственностью того, кто его спас. Ну, а коль скоро Данута спас господин Прадагор — судовладелец, а заодно капитан той самой посудины, то теперь он является его собственностью. А собственность, как известно, можно продать. И даже — лучше побыстрее продать, от греха подальше.

Около ограды скучал господин Эксилон — владелец загончика, которому хозяева поручили продать своих рабов. Разумеется, посредник (или, как здесь его именовали — перепродавец) получал за свои услуги определенный процент. Но кроме Эксилона ни один человек не имел права торговать рабами. Это закон, который никто не рисковал нарушить.

В «загончике» шесть человек — согбенный старец, которому бы сидеть где-нибудь на лавочке, усатый толстяк с испитым лицом, явно мающийся с похмелья, два юноши неопределенного возраста, похожие друг на друга как две горошины из одного стручка. Был еще крепкий парень, почти голый, если не считать набедренной повязки, с изображением паука на спине. Рисунок был выполнен то ли с помощью какой-то особо стойкой краски, то ли вообще процарапан на коже, а потом заполнен чернилами. Данут слышал, что когда-то и фолки и орки наносили подобные украшения на кожу, но зачем, вспомнить не мог. Да и странно, если для красоты требовалось испортить кожу. Но у каждого народа свои представления о красоте, и лезть в них со своим мнением не стоило. Ну, а шестым был сам Данут.