Воспитанник Шао. Том 2. Книга судьбы

— О-о, дорогой сеньор комиссар, если бы все так было, как вы толкуете сейчас. Поверьте мне и судьбам прочих капитанов. Тогда бы мы, капитаны больших и малых кораблей, доживали бы до пенсии, работая на суднах. А так: больше половины вынуждены сходить на берег именно из-за того, что все, при ком власть, все валят на добродушных и зависимых от всяких превратностей судьбы, капитанов. Шторм-капитан недостаточно компетентен. Баба рожает-капитан не тех врачей нанял и сам не прошел курсы акушерок. Отравление-капитан не обедает с пассажирами. Отвалился винт-где был растяпа капитан. Мыши, крысы, обезьяны, змеи, собаки — все на совести крайних капитанов. И все только из-за того, что какая-то часть людей любит море, рискует жизнью ради других. А другая, очень незначительная часть, ничего, никого не любит, не уважает и понимать не хочет-а наказать дай. Посадить за решетку-дай. Вплоть до расстрела требуют. А, если на судне убийства, да еще массовые, да еще какие-то мафиозные разборки-где находился капитан. Никак он содействовал организации всех этих противозаконных действий. Почему он не бегал с палкой, не разнимал зарвавшихся юнцов. Он же представитель не только фирмы, но и власти: он должен отвечать за судьбы людей. — Судьбы людей охранены и сохранены, сеньор капитан. Никто жаловаться не додумается.

И я думаю, — месье умело коснулся юридической стороны, — на этот раз и стрелы правосудия, и гнев фирмы обойдут вас. Я знаю, что и как отписать в министерство.

Капитан сокрушенно покачал головой.

— Сеньор комиссар, да меня снимут с корабля просто за невезение. И все. Мне укажут, что меня преследует злой рок. А рисковать во вред пассажирам фирма не имеет право.

— Сеньор капитан, пока еще ни одна посторонняя душа не знает о случившемся. Шторм еще продолжается. Вы прекрасно знаете, с утра и весь день основная масса пассажиров будет себя неважно чувствовать.

Даже приблизительные слухи могут просочиться только через сутки. В чем я абсолютно неуверен. А еще через несколько часов мы увидим маяк кейптаунского порта. Не правда ли?

— Что правда, то правда, сеньор комиссар. Мне нечего сказать, как только уповать на милость Всевышнего.

— Ну мы и сами ему поможем.

— А газеты? Туда ничего не проникнет? — в животном страхе интересовался капитан, видя в комиссаре довольно влиятельную фигуру представителя Всевышнего.

— Нет, нет, — успокоил твердо француз, — эти вещи проходят только через меня. Но никто ничего не видел и не слышал. Откуда быть досужим слухам. Мои сотрудники- кадровые офицеры. Ваши, думаю, тоже на вашей стороне. Никто же из них не желает лишиться работы. Я им это еще до вас довольно доходчиво объяснил.

— И то верно, — набожно скулил капитан.

— А мы в свою очередь, — теперь уже бодро итожил Боднар, — потихонечку запустим другие слухи: что мол происходили съемки, много дублировали. Здесь поле дезинформации очень обширно.

— Но фирма потребует счет за аренду.

— Не волнуйтесь. Есть один очень хороший и влиятельный человек. Он охотно заплатит.

— Это уже будет более похоже на правду, — успокоился, во всяком случае внешне, капитан. — Премного благодарен вам, сеньор комиссар.

— Нет, нет. Это вы меня извините. Все так неожиданно и ново. Я тоже первые минуты был ошарашен и пребывал в оцепенении. Но все уже в прошлом. У меня к вам другая, более бытовая просьба: у вас имеются резервные каюты. Получил ранение мой сотрудник. Я хотел бы поместить его так, чтобы об этом не знали посторонние глаза. И с корабля его вывезти на берег так, чтобы не дознались любопытные. Мне тогда сподручнее и свое министерство дезинформировать.

— О, комиссар, какие вопросы? Мой старпом выполнит все ваши пожелания. А насчет выгрузки я позабочусь лично. Поверьте мне, я знаю свой корабль и знаю, как контрабандисты пользуются выгрузкой. Ни одна таможня не пронюхает.

Шли последние сутки плавания. Все оставалось до странности спокойно, ненормально буднично. Рус про себя удивлялся: такая перестрелка, столько крови, разбитой мебели, а ресторан, когда он вошел, немного лишь изменил облик драпировки и зеркальности. Но оставался таким же уютным, чистым, как и был. Удивительно. Даже капитан ничем не проявлял свою озабоченность. Монах спустился на свою палубу, прошелся к пустой каюте, в которой раньше находился Сен.