Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

Но яма личного, морального опустошения, расширяется с каждым прожитым в ожидании смерти, днём.

С каждым.

Чего он достиг?

Ничего!

Суета сует.

Кроме тотального национального рабства. Здесь он преуспел: догнал и перегнал рабовладельческий СССР. Ему было проще, у него мононация. У Советов более ста наций и народностей и все желают выйти из состава, узаконенного c надуманной Конституцией лагерного рабства. Как бы оно хитро и завуалировано не называлось.

А сам хотел же, в начале, не этого. Блага хотел для народа, страны, истории. Никто не понимает. У каждого своё видение истории и самого себя в ней. Поэтому и борьба: на выживание, на уничтожение ближайших противников, конкурентов, страстно желающих на пьедестал залезть, хотя бы рядом постоять. Не положено! Сволочи. К общему корыту народа все идите, слабаки! За вас решит другой.

Мао силился яснее видеть находящийся рядом, сливающийся с драпировкой комнаты, силуэт министра Общественной безопасности. Хоть он и сам ставил на этот всесильный пост достаточно ловкого прохиндея, всё же побаивался его скромной таинственности и внутрипартийной популярности.

Мао болезненно думал: он сам предложил Хуа из тени тихо выйти в наследники его идей. И сам же позже, отдельно, предложил Дэну идти на пост генсека. И той же крикливой, фракционной группе из ЦК во главе с его супругой бороться за власть.

Для чего?

Для того, чтобы народ и мировая общественность видели, как трудно Китаю без таких, как Он, Мао. Великих политических и государственных творцов.

Как из тени коридоров и подвалов дворца выходят всякие тёмные силы и бузят народ. Что нужна, обязательно необходима, твёрдая и справедливая рука в управлении большими и великими нациями. Но его идея немножко не так пошла, как он строил всю игру в наследники. Игра превратилась в шумный пир воронов над трупом. Цзян громче всех кричит о его наследии и идеях: но, к этому всему, надо уметь убедительно говорить народу, общественности о будущем, о планах построения великой страны, об улучшении жизни; и не плакатными фразами о любви и народной вере в идеи Мао. Нужно больше практичности, привязка к жизни. Что там ещё? Он и сам не знал, но что-то великое и хорошее делать надо. Но что? Но, кроме хитрой игры в наследника, ничего лучшего придумать не мог. А теперь запутался в своих размышлениях. Дважды махнул рукой министру.

— Говори чего-нибудь, не молчи.

Хуа даже и не знал, стоит ли серьёзно говорить с Председателем или ему хватит общих слов о преданности, вере, великом будущем страны и народа. От того, что Мао болен, ещё ничего не говорит о его способности зорко следить за ситуацией, делать свои выводы и резко изменить дальнейшую тактику игры в наследника. Мао болен, но ещё жив. И он в любую минуту может выдвинуть Дэна или Цзян на последний рывок, или подкинуть четвёртую карту из бездонного рукава личной политики.

— Уважаемый Председатель, всё готово, согласно вашего плана. Ваш верный друг, генерал Чу, сработал на высшем уровне. Американцы остались в дураках, резидент Кремля полковник Дроздов, бегает по Пекину со своими опричниками и не может собрать о будущем никакой полезной информации. Других иностранных агентов мы и не признаём. Хотя англичане через Гонконг и Макао, пробуют что-то шевелить в умах провинции, но сей труд, изначально, напрасен.

— А японцы? Они что, оставили нас в покое?

— Они в прибрежных городах. В столице их нет, иначе нам дворники доложили бы. Да и они заняты только экономикой.

— А мы можем заняться только экономикой?

— Можем, уважаемый Председатель. Как вы и сказали, готовятся законы по сельскому хозяйству.

— Когда будут готовы?

— На ближайшем пленуме окончательно примем решение.

— И малый бизнес отдавайте в частные руки.

— Будет сделано.

— Хорошо. Как Дэн и Цзян?

— Завтра они, не зная планов друг друга, начнут выводить людей на улицы.