Воспитать палача

— Кто это слышал?

— Я, буфетчица и актёр Лазаренко, который сидел с ним за столиком.

«Это, конечно, серьёзное обвинение, — подумал Антыхин, — но в то же время есть в нём что-то неестественное, театральное что ли. И всё же, даже если мне эта женщина чем-то неприятна, я не имею права игнорировать её заявление.»

— Спасибо вам за помощь, — вполне искренне поблагодарил Антыхин. — Простите, не знаю вашего…

— Анна Семёновна, — подсказала женщина. — Бойко Анна Семёновна.

— Анна Семёновна, я вас очень прошу, о нашем разговоре пока не говорите никому. Договорились?

— Договорились, — с готовностью кивнула головой женщина. — Я могу идти?

— Да-да, конечно.

Антыхин дождался, когда женщина уйдёт, и снова вернулся в театр. По широкой лестнице он поднялся в фойе второго этажа, где на стенах висели актёрские портреты. Большинство портретов были подправлены ретушью и от этого, казалось, что настоящие лица актёров спрятаны под красивые маски. Портрет Раевского висел сразу за большой колонной, и Антыхин буквально натолкнулся на него. На этом портрете ретуши не было. Она была просто не нужна. Раевский и так был хорош собой. «Снимок, похоже, давний», — заметил Антыхин. Чертами лица Раевский напоминал героев американского кино семидесятых годов. Но взгляд его слегка прищуренных глаз был, несомненно, умён и ироничен.

Глава третья

Вечером следующего дня Антыхин звонил в дверь квартиры Раевского. Прошло несколько минут, прежде чем он услышал медленно приближающиеся шаги.

— Кто там?

Дверь приоткрылась. Антыхин увидел усталого, явно измученного бессонницей человека, лицо которого отдалённо напоминало молодого Раевского на фотопортрете.

— Мне нужен Павел Алексеевич Раевский. Если не ошибаюсь — это вы?

— Ну, я… Вы, собственно, кто?

— Павел Алексеевич, я — частный детектив. Вот моё удостоверение.

— Не нужно, — безразлично махнул рукой Раевский. — Я вам верю. Проходите.

Антыхин ожидал увидеть просторную, изысканно меблированную квартиру, всё же Раевский — зять президента коммерческого банка. Но оказалось, что он назначил ему встречу в двухкомнатной «хрущёвке» с весьма скромной обстановкой. Раевский заметил недоумённый взгляд Антыхина.

— Это моя старая квартира, здесь мы когда-то жили с мамой…

Раевский провёл гостя в маленькую, уютную гостиную. Чувствовалось, что долгие годы тут хозяйничала женщина. На креслах и диване лежали атласные подушечки, стол и старинный комод были накрыты вышитыми салфетками. Раевский усадил гостя на диван, а сам сел, напротив, в кресло. Мягкий свет от люстры в меру освещал комнату. Но высокая хрустальная ваза, сбоку от Раевского, отбрасывала тень на его лицо, и от этого стали заметны морщины на лбу и в уголках губ.

«Бедный Пьеро, — подумал Антыхин. — Где теперь летает душа твоей Мальвины?»

— Вы меня о Кате Морозовой будете спрашивать? — тихо задал вопрос Раевский. — Про кого же ещё, Павел Алексеевич?

— Хорошо, что вы пришли. Мне всё равно надо было выговориться. Надеюсь, вы терпеливый слушатель?

— Профессия обязывает, — сдержанно усмехнулся Антыхин.

— Разрешите, я выпью бокал вина? И нервы успокою и откровеннее буду, — извинился Раевский.

Пока он ходил на кухню, Антыхин успел рассмотреть фотографию, стоявшую в самодельной рамочке на столе. На ней были запечатлены совсем ещё юная Катя Морозова, пожилая женщина, по чертам лица можно было предположить, что это мать Раевского, и сам Раевский. Они жизнерадостно улыбались и, надо думать, тогда были счастливы.

Раевский вернулся в гостиную с бутылкой красного муската и двумя хрустальными бокалами в руках. Заметив интерес Антыхина к фотографии, объяснил: — Это мы фотографировались, когда Катя ещё школьницей была. Мама моя, её очень любила и всегда радовалась, когда Катюша к нам в гости приходила.

Раевский откупорил бутылку вина.

— Выпьем? — предложил он.

— Выпьем, — Антыхин посмотрел на винную этикетку. — Признаюсь, люблю коллекционные вина. Особенно вот такие, красные. Но мне глоток, не более. Дел невпроворот.

— В кино милиционеры вообще отказываются от алкоголя, — улыбнулся впервые за вечер Раевский, наливая в бокалы вино.

— Я частный детектив и отчитываюсь только перед собой.

— Наверное, хорошо отчитываться только перед собой… — Раевский на мгновение задумался. — Помянем, — прошептал он и залпом выпил полный бокал тёмно-красного, как кровь, вина.

Антыхин вино только пригубил.

— Ну, что же, теперь можно откровенничать, — сказал Раевский, поднимаясь из кресла.

Он прошёлся по комнате. Заметно было, что начинать разговор ему нелегко.

— История моя, наверное, больше для романа подходит, чем для протокола. А может быть, я преувеличиваю, и для протокола она будет в самый раз.

Антыхин нетерпеливо кашлянул.

Раевский кивнул головой.

— Я вас понял. Больше отвлекаться не буду.