Воспоминания

Сам город был еще красивый, солнечный, благополучный, веселый. Не было видно, что он доживает последние дни. Войск в самом городе оказалось не так уж много. В ресторане можно было получить роскошный обед. По улицам еще разгуливало много пестро одетой публики, только кое — где стояли в черном, с американскими автоматами “самоохранники”, которые, по слухам, должны были остаться в оккупации как партизаны. Тишину летнего дня иногда нарушали взрывы — это наши взрывали завод, чтобы не достался врагу. Немецких налетов на город пока почти не было.

В разведотделе я, наконец, сделал доклад, к которому готовился в окружении. Приняли нас очень тепло, дружески, накормили и долго обо всем расспрашивали. Я выразил желание остаться на работе в разведке армии, так как я теперь поднабрался опыта и прекрасно представлял себе всю обстановку. Но моя судьба, так же как судьба лейтенанта Юдовина, не зависела от разведотдела. В этом мы убедились через пять минут, когда столкнулись с комиссаром (начальником политотдела). Начальник разведотдела объяснил, кто мы, при этом с похвалой отозвался о моем докладе и спросил, куда нас можно теперь направить. “В штрафную роту”, — мрачно ответил комиссар и пошел своей дорогой. После этого нас куда-то повели. Юдовин считал, что нас сейчас отправят в штрафную роту, и был крайне возбужден. Он стал сомневаться, стоило ли ему выходить из окружения, может, было лучше добраться до Одессы и там прятаться у друзей, которые, как он уверял, не выдали бы его немцам.

Как потом оказалось, нас вели в резерв начсостава, находившегося под контролем Особого отдела. Там собралось множество людей такого же рода, как и мы. Здесь, между прочим, я увидел капитана Сергеева, с которым мы были вместе в первую неделю окружения, и некоторых других товарищей по несчастью из 275–й дивизии. Путем легчайшего, я бы сказал, даже халтурного, перекрестного допроса наши личности были как бы установлены, и нас спешно стали распределять по частям 56–й армии. Ни о каких штрафных ротах речи не было. Мы с Юдовиным получили направление в 349–ю стрелковую дивизию, он — прямо на должность командира взвода ПТР (истребителей танков, это была его военная специальность), а я более неопределенно — в распоряжение командира дивизии.

Последнюю ночь перед отправкой на место дальнейшей службы мы провели в резерве, а наутро собрались в путь. Помню, в то утро меня поразил рассказ одного лейтенанта из резерва о том, как он провел эту ночь с двумя сестрами, очень юными, не старше семнадцати лет. Это были девушки из обслуги резерва, они подавали нам вечером ужин. “Я сказал им, — повествовал рассказчик, — вот я, лейтенант такой-то, и завтра меня, может быть, убьют, а сегодня, если хотите, давайте”. Сестры, якобы, согласились, и он переспал с обеими. Все это могло быть с его стороны наглой ложью. Хвастливые рассказы о любовных победах или из ряда вон выходящих, даже извращенных, эротических ситуациях, будь они в прошлой жизни или вот совсем недавно, приходилось слышать очень часто. Но все это могло быть и правдой.

Мы перешли из Краснодара и Краснодарской области в Лакшукай, находящийся уже в Адыгейской автономной области. И в следующую же ночь немцы высадили десант в Краснодаре.

В Лакшукае мы впервые встретились с ярким черкесским национальным колоритом. Стояли на постое у старого, обряженного в черкеску адыгейца, в усадьбе которого в четырех домиках жили четыре старухи — его мусульманские жены (советская власть юридически признавала из них только одну), ели приготовленную этими старухами мамалыгу и лепешки, любовались очертаниями далеких гор.

В штабе 349–й дивизии я с грустью и, как оказалось, навсегда расстался с Юдовиным, с которым мы дружно прошли вместе такой длинный путь (в прямом, а не метафорическом смысле). Юдовин отправился искать свой полк, а я был оставлен на месте. В разведроте мне выдали военное обмундирование, но за неимением офицерских сапог, дали солдатские обмотки. Я снова мог нацепить на воротник два кубика. Начальник разведотделения дивизии майор Макаров предложил мне остаться у него помощником, и я, естественно, согласился. Постепенно втягивался в работу, аналогичную той, что вел в 275–й дивизии.

Однако приказа о моем назначении ПНО-2 (что означало — помощник начальника разведотделения штаба) еще не было, и майор Макаров собирался на всякий случай поговорить с Особым отделом, чтобы не было препятствий с их стороны. Он откладывал из-за занятости этот разговор со дня на день, считая его чистой формальностью. Наконец, он попросил, чтобы я сам для порядка зашел туда и предупредил, что я уже работаю фактически помначразведки.