На восходе солнца мы увидели колокольни Амстердама и в 8 часов вошли в порт. Я поспешил к генералу Крайенхофу и только ему одному рассказал о малочисленности бывших со мной войск; он ужаснулся, но отступать нам было больше некуда. Мы составили объявление, в котором мне приписывалось 6 тысяч человек, и воззвание к народу, призывавшее его взяться за оружие. Загудел набат, и вскоре весь город пришел в движение; национальная гвардия получила приказ выстроиться на Дворцовой площади, огромная толпа заполнила все улицы; окна украсились оранжевыми стягами, а горсть русских, высадившаяся с судов, построилась в виде почетного караула под балконом дворца.
Столь же быстро было сформировано временное правительство, и в 10 часов народу зачитали акт о восстановлении Голландии. Воздух наполнился криками воодушевления и радости, и пушечные выстрелы далеко разнесли эту великую новость. Войска продефилировали передо мной при восклицаниях бесчисленной толпы. Тысячи людей всех сословий, наскоро вооруженные, присоединились к солдатам и, опьяненные энтузиазмом, выступили против двух фортов, блокировавших Амстердам. Едва только гарнизоны Мёйдена и Халвега, устрашенные уже шумом из города, заметили головы выдвигавшихся против них многочисленных колонн, они тотчас изъявили готовность капитулировать. 900 человек сдались в плен, а на стенах обоих фортов было найдено 26 орудий. Ничто не могло выразить бурную радость, охватившую жителей этого большого и богатого города. Звон колокола, выстрелы из пушки, радостные крики были слышны весь день и, даже, ночью; все дома, общественные постройки, а также лодки баркасы были освещены на протяжении всей ночи. Это поистине было пробуждением нации, чья сила и свобода, усыпленные притеснением и несчастьем, внезапно обрели заново всю свою энергию.
Активность нового правительства ускорила вооружение и организацию города; все спешили оказать содействие обороне, с каждым мгновением общественное мнение обретало больше рвения и стойкости. Первые часы этого великого движения уже миновали, город освободился от беспокойства, причиняемого ему двумя фортами, которые только что сдались. Слабость моего отряда нельзя было дольше скрывать, и думы о будущем стали занимать головы и страшить руководителей восстания; они пришли, чтобы задать мне следующие вопросы: Какими средствами вы располагаете для того, чтобы обеспечить наше освобождение? Каковы ваши военные инструкции? И каковы планы союзных государей в отношении нашего политического существования?
Я запросил генерала Винценгероде о том, какую речь я должен держать перед голландцами. Он мне ответил, что совершенно не знает намерений Императора по этому поводу.
Однако отвечать надо было без промедления, малейшая фальшь в моем поведении, малейшая нерешительность могли бы разрушить всякое доверие к нам и придать моей экспедиции всю неопределенность и непоследовательность партизанского набега. Я ответил, что моими средствами для обеспечения вашего освобождения являются: мой отряд, численную слабость которого я от вас не скрывал; обстоятельства, обязывающие генерала Бюлова поддержать предприятие; высадка английских войск, которые только и ждут возможности сойти на землю, чтобы прибыть сюда; патриотизм голландцев и неожиданность для неприятеля.
Мои военные инструкции заключаются в том, чтобы рискнуть всем для того, чтобы вернуть вам свободу. Что касается планов союзных государей касательно политического существования Голландии, то я имею приказ узнать стремления нации, поддержать их и сообщить о них Императору. Теперь моя обязанность спросить у вас: каковы ваши намерения? Они мне ответили: возвращение принца Оранского, только этот дом может гарантировать нашу независимость. Тогда же было решено немедленно направить депутата, чтобы умолять принца вернуться и встать во главе нации. А ведь несколько лет назад именно эта нация предприняла все усилия, чтобы избавиться от его семейства.
Принц уже был проинформирован обо всем, что произошло в Амстердаме, и только ждал благоприятного момента, чтобы покинуть свое убежище в Англии.
Таким образом, зная, что наши армии находятся в бездействии во Франкфурте, что ведутся переговоры с Наполеоном, и, пребывая в совершенном неведении относительно политических замыслов кабинетов и намерений Императора, я был доволен всем, что сделал, и всем, что пообещал.
Я отправил курьера прямо во Франкфурт, чтобы сообщить Императору о моем вхождении в Амстердам, и написал генералу Бюлову, прося его рассматривать меня как своего подчиненного, если он намерен активно продолжать начатые операции. Пока я ждал ответов, случилось то, на что я надеялся. Неприятель, извещенный о нашем прибытии в Амстердам, был в состоянии противопоставить мне силу много большую, чем моя. С другой стороны, видя значительную колонну, выдвигавшуюся на Утрехт, и более не сомневаясь в том, что вся Голландия последует примеру столицы, он начал отступление, спешно переправился через Лек и Ваал, и тем самым уступил без сопротивления всю область между реками.