Кабинеты Вены и Берлина столь же заинтересованные в спокойствии и покорности в Польше, как и петербургский кабинет, не разделяли общественного негодования, и поздравили себя с окончанием беспорядков, которые из Варшавы волновали их собственные провинции. Разумные люди во Франции и в Англии были уверены в том, что польская революция вынудила императора использовать свою силу и строгость, и, хотя и с сожалением, признавали, что умиротворение этого беспокойного края было необходимой гарантией мира и спокойствия на континенте. Но либералы, парламентская оппозиция в Лондоне и в Париже громким голосом требовали от своих правительств вмешательства в пользу поляков. Они требовали исполнения Венского трактата, который провозглашал независимую от России Польшу, только под управлением конституционного короля в лице императора России. Представители Англии и Франции были вынуждены для видимости подчиняться общественному мнению, и предложили правительству России свои добровольные услуги. Эти послы в Петербурге получили указания выступить в защиту поляков, но твердый ответ нашего министра иностранных дел отнял у них всякую надежду официально высказать свое мнение по вопросу, который император справедливо рассматривал как находящийся исключительно в его компетенции и не имеющий ничего общего с проблемами внешней политики. Сила заставила их замолчать, но разразились крики оппозиционеров в парламентах обоих государств. Споры в Париже и Лондоне, тамошние газеты мстили за бесполезность и беспомощность политических демаршей их правительств, а император, не обращая никакого внимания на эти проклятия, продолжал развивать и исполнять намеченные им планы.
События в Голландии и в Бельгии, которые вызвали официальную встречу в Лондоне полномочных представителей Англии, Австрии, Пруссии, Франции и России, заняли первое место в политических интригах. Франция и Англия защищали интересы выросшего из революции нового королевства Бельгии, представители других держав, напротив, были расположены поддерживать Голландию. Эта разница интересов и суждений неизбежно должна была парализовать поиск договоренностей на этой конференции, составленной из столь различных частей. Франция добивалась решающего влияния над Бельгией, которое естественным образом объяснялось географическим положением, единым языком, обычаями и взаимными интересами, и пыталась увеличить его любыми способами. Англия ревниво относилась к планам своего соперника. Только совпадение принципов и ненависть их представителей к истинно европейским монархиям могли способствовать заключению союза с Францией, союза, который противоречил истории и политическим позициям обеих стран. В надежде на разрыв между великими державами, который был бы благоприятен для его частных интересов, король Голландии затягивал дело. Бывший до этого герцогом Саксен-Кобургским, вдовец принцессы Шарлоты Английской Леопольд решился участвовать в махинациях правительства Луи-Филиппа, который в Лондоне был представлен старым и хитрым Талейраном. Французы пытались расположить английское правительство в пользу Леопольда, Луи-Филипп хотел женить его на своей дочери и рассматривал его как вассала Франции. Заседания следовали одно за другим, противоречия не исчезали, дело не двигалось вперед, а между тем к оружию были призваны Голландия, Бельгия, Пруссия и Франция. С согласия прусского короля и по желанию всех партий император стремился убедить короля Голландии не препятствовать ведению переговоров в Лондоне, для чего к нему был направлен граф Орлов. Но цельная натура короля и его надежды на общеевропейскую войну противостояли всяким увещеваниям и предупреждениям нашего представителя. Тогда он направился в Лондон, был там принят при дворе, в правительстве и в обществе со всем усердием и отличиями, достойными того государя, которого он представлял, и соответствовавшими его личным качествам, которые заставляли все партии искать его расположения. Сделав эту попытку, император перестал заниматься голландо-бельгийским вопросом, он предоставил его разрешение ходу обстоятельств, не видя в нем ничего, что было бы существенно связано с прямыми интересами России.
Тем временем, получив известия об успокоении наших соседних с Польшей губерний, император отменил там военное управление, введенное много лет назад по приказу императора Александра. Эта мера, последовавшая вслед за прокатившимися там бунтами, вызвала самый благоприятный эффект, показав, с одной стороны, доверие правительства, а с другой стороны она продемонстрировала полною ликвидацию причин, вызвавших эти суровые меры предосторожности.