Воспоминания (1915–1917). Том 3

Объезды полков и учреждений корпуса я начал с полков 8-й Сибирской дивизии, приказав 32-му полку этой дивизии быть построенным 11 октября к 10 часам утра в районе своих расположений. Подъехав к выстроенному полку, я заметил растерянные лица начальника дивизии и других – оказалось, что 2-й батальон отказался выйти, и перед мной стояли только 1-й и 3-й батальоны и команды. Я, ни слова не говоря, обошел выстроенные части, которые, надо отдать им справедливость, глядели молодцами и очень бодро приветствовали меня. Обратившись с несколькими словами привета, я высказал им свой взгляд на поступок их товарищей 2-го батальона, потом пропустил представившиеся мне части церемониальным маршем. Надо было видеть, как они проходили, как тянулись, казалось, своим старанием они хотели как бы загладить позорное поведение 2-го батальона. По окончании смотра я обошел все помещения полка, кроме 2-го батальона, который ожидал, что я приду побеседовать с ним и, как мне передавали, был очень разочарован, когда я, пройдя мимо стрелков этого батальона, стоявших у своих землянок, не поздоровавшись с ними, сел в автомобиль и уехал. Вернувшись к себе, я собрал совещание, на котором каждый командир полка и отдельной части сделали мне подробный доклад о настроении в своих частях.

На другой день я отправился в 67-й полк, который, к моему удивлению, представился мне отлично и никаких протестов по поводу расформирования не заявил, напротив, беседы с офицерами и стрелками произвели на меня очень хорошее впечатление.

Однако вслед за моим посещением этого полка 17-й дивизии я стал получать донесения об отказе одного полка за другим этой дивизии исполнить приказ о расформировании, что меня поставило в очень затруднительное положение, т. к. в связи с этим расформированием я уже отдал приказ о перегруппировке на позиции. Пришлось переделывать всю диспозицию. Все это произошло под влиянием сильной большевистской пропаганды. Из сочувствия к полкам 17-й дивизии последовал отказ и полков Туркестанской дивизии идти на позицию. Пришлось столкнуться с самым серьезным неисполнением боевых приказов, члены корпусного комитета ездили во все части уговаривать полки, но успеха не имели. Пришлось отменить перегруппировку, говорить по «Юзу»[828]

с командующим армией. Он находил, что у меня это все детские игрушки, о которых волноваться не следует, что в Гренадерском и 50-м корпусах куда хуже; там прямо уходили с позиции. Но мне от этого легче не было: я не мог так покойно на все это смотреть. И решил испробовать еще одно средство и отдал приказ, с целью рассеять поводы, которые приводили агитаторы, и для выигрыша времени разрешил как бы отсрочить расформирование до возвращения делегации от военного министра. …

На другой день выхода этого приказа я получил донесение, что 67-й полк постановил исполнить мой приказ о расформировании и, в полном порядке, выступил уже по назначению. Это было мне большой победой, но я все же опасался, как бы Керенский не напортил мне.

От этого истерического человека можно было всего ожидать, он мог для популярности, или просто по непониманию, под влиянием минуты, разрешить делегации от 55-го полка не расформировываться. Тогда бы все пропало и я был бы поставлен в глупейшее положение; к счастью, этого не случилось. Одновременно с донесением об исполненном 67-м полком приказе я получил уведомление, что 2-й батальон 32-го полка хочет послать ко мне депутацию с извинением за некорректное относительно меня поведение, но потом, под влиянием опять-таки агитации, депутация ко мне не явилась. …

К сожалению, командарм не решился на предложенную мною крутую меру расформирования 2-го батальона 32-го полка, т. к. в других частях даже более преступные замыслы оставались безнаказанными.

16-го я отдал приказ по поводу неправильного толкования вопросов об отдании чести, дав следующие разъяснения: