Воспоминания (1915–1917). Том 3

На другое утро приехал генерал Вивьен де Шатобрен, я ему дал руководящие указания, ознакомил его с положением дел и предложил ему вступить во временное командование корпусом, подписав по сему поводу соответствующий приказ. Затем я донес командующему армией о своём отъезде в отпуск. По телефону я простился с начальниками дивизий и начальниками отдельных частей, поблагодарил очень командиров артиллерийских бригад за отличное несение службы в батареях, в 1 час дня обедал в штабной столовой, собрались все начальники учреждений штаба корпуса.

Очень трогательно все отнеслись ко мне, пили за мое благополучное путешествие, за возвращение при лучших обстоятельствах. Конечно, все, и я, думали, что мы прощаемся совсем, что больше мы не увидимся, все вещи свои, имущество и вестовых я оставил в штабе на попечении комитета, с его разрешения. После обеда мы снялись группой, я простился со всеми.

На душе было грустно, тяжело было покидать всех их, преданных мне и дорогих моих сотрудников, оставлять их как бы на произвол судьбы, что-то каждого из них ждало? Невольно приходила мысль. Простившись со всеми и напутствуемый всеми чинами штаба и команды и некоторыми членами комитета, я сел в автомобиль. Грустно очень было уезжать, но на душе было спокойно от сознания, что штаб я оставлял нетронутым разрухой, он был цел в полном своем составе. Когда автомобиль выехал за ворота имения, послышалась орудийная стрельба – это мои верные артиллеристы твердо защищали свою позицию и как бы говорили мне на прощание, чтобы я был за них спокоен, что они выполнят свой долг до конца.

До Минска меня сопровождал мой адъютант штабс-капитан Калькус. В Минске я переночевал у знакомого мне полковника Пархомова[839]

, а в 12 часов дня 20-го со скорым выехал на Петроград.

Очутился в одном вагоне с Суворовым – оказалось, что и он также ехал в отпуск, с ним был и генерал Чермоев[840] из Гренадерского корпуса. Очень приятно и радостно было их встретить, отлично мы доехали до Орши. Подъезжая к этой узловой станции, где нам предстояло пересесть на петроградский из Могилева поезд, мы обратили внимание на царившее на станционной платформе необычное оживление. Выйдя из вагона, я узнал от начальника станции, что несколько минут перед тем, мимо Орши по направлению к Могилеву, прошел специальный поезд с новым Верховным главнокомандующим Крыленко и чинами его штаба и два броневых поезда, с войсками, что все пути заняты и неизвестно, придет ли вообще в этот день скорый поезд Киев-Петроград, т. к. он задержан в Могилеве.

Встреча с арестованным Буйвидом

Положение было из неприятных, удовольствия просидеть в Орше на станции, быть может, сутки, не было никакого и мы пожалели, что вылезли из вагона, лучше было бы проехать прямо на Москву и оттуда в Петроград. Втроем прошли мы на вокзал и уселись в буфет, заказав себе обед. В ожидании обеда наше внимание было привлечено небольшой группой военных, окруженных конвоирами, всмотревшись я узнал среди арестованных генералов Буйвида (бывший у меня бригадным в 15-й дивизии и заместивший меня, когда я получил корпус) и Бонч-Богдановского, одного из корпусных командиров или начальников дивизии. Я был страшно изумлен, увидев Буйвида – оказалось, что 15-я Сибирская дивизия, мое детище, которую я сформировал и которой так благополучно прокомандовал почти год, вскоре после моего отъезда подверглась общей участи и стала разваливаться, причем один из полков ее, 60-й Сибирский, который меня так трогательно провожал, самовольно ушел с фронта для укрепления революции в тылу, а когда Буйвид стал принимать меры к водворению его, то был арестован дивизионным комитетом и препровожден в Минск, откуда фронтовой комитет отправил его в Петроград в распоряжение Смольного, т. е. центральной власти. Бонч-Богдановский тоже был арестован своим комитетом. И вот они в ожидании того же поезда на Петроград сидели в буфете со своими конвоирами.

Ужас, происшедший в Могилеве

Пообедав, я пошел к начальнику станции узнать, нет ли известий на счет поезда, застал его бледным, как полотно – он только что отошел от телефона, говорил с Могилевым, и был до того расстроен, что с трудом переводил дух, не мог в течение нескольких минут совсем говорить. Отведя в сторону, он только сказал: «Какой ужас, какой ужас, они убили Духонина, и какое надругательство над трупом, какое зверство!» Про поезд он ничего узнать не мог.

Через некоторое время этот же начальник станции отыскал меня и сказал, что на станции стоит салон-вагон начальника Либаво-Роменской ж.д., который идет на Петроград, и он предлагает мне перейти к нему и, устроившись в его вагоне, дожидаться поезда. «Идите в вагон к нему, – прибавил он, – не оставайтесь на станции, здесь слишком на вас обращают внимание, теперь такое время, идите скорее». Я сказал, что я не один, со мной Суворов и Чермоев. «Идите все, но только скорее, не оставайтесь здесь», – ответил мне этот добрейший достойнейший начальник станции, желавший меня спасти от неприятностей.