Читаем Воспоминания полностью

Дожила ли до Марусиного литературного имени Варвара Алексеевна Бахтурова, так нежно любившая свою блестящую и надменную ученицу, так любимая ею?

Иногда, посланные мамой купить что-нибудь, мы, пробежав длинный путь с Дарсановской горы в город, на набережную, вылетали к морю, в его стихию, пену и блеск волн, оглушительных, грозных. И стояли, зажав покупки, чтоб не утратить их, как сон, в соленом, сверкающем грохоте, вдруг, на миг, в бреши наших занятых дней дыша – и как надышаться? нервийской свободой? Италией! Детством. С которых прошло уже три года… Всего?


Это было в марте. В конце? Не помню. Была ночь. Мы проснулись от голоса мамы, звавшего. Это был не ее голос! Мы бросились в ее комнату (дверь к ней всегда открыта). В свете свечи, видимо мамой зажженной, мы увидели ее изменившееся, полное ужаса и все-таки самообладания, лицо, услыхали слова, так часто звучавшие в последние годы – о ком-то!

– Кровохарканье, – глухим, слабым, не маминым голосом выговорила мама. В руке ее была чашка, наполовину полная – темным.

И в то время, как глаза ее, на нас глядевшие, говорили: конец… голос сказал:

– Дети, разбудите хозяйку… к Ножникову! И – лед…

Кто-то из нас бросился к Елизавете Федоровне, кто-то остался с мамой.

Я больше ничего не помню об этой ночи. Не могу ее вспоминать. Как папину ночь, когда горел Музей. Эти две ночи – были. В наши комнаты вошла, в них поселилась болезнь. Не та, что в них жила до сих пор! До сих пор маму доктора, даже Ножников, ее состоянием недовольный, отличали от других больных. С этой ночи мама вышла на дорогу, по которой шли все. Шла весна, опасная для чахоточных. В первый раз за все четыре весны мама встретила ее как тяжелобольная: кровохарканьем. Сколько пролежала мама с холодом на голове, глотая кусочки льда? Мне кажется – долго… Она гнала нас, мы старались возле нее задержаться. Бедная мама!

Насколько я помню, кровохарканье не повторилось. Но мама лежала, глотала лед. Ей в это время шел тридцать восьмой год. Каверны не было. Значит, была надежда. Но мама порой подолгу глядела на нас, занимавшихся за столом, молча, с тяжелой печалью. Не раз повторяла: «Вырастете, и я вас не увижу… Какие-то вы будете?» В другой раз с горькой улыбкой: «И подумать, что каждый

прохожий сможет вас увидеть, а я не увижу!» Мы, конечно, кидались к ней, споря, переубеждая, напоминая отъезд из Москвы и выздоровление в Нерви, но она останавливала нас жестом (не подпускала к себе) и словом: «Тогда было другое…» И она более не говорила нам, что устроит нам в бывшей детской – две комнатки, не называла слово «Москва». Карие, жалостливые, добрые, более не гневные уже глаза ее казались особенно велики и ярки; на щеках – характерный для чахотки румянец. Пряди волнистых темных волос надо лбом, высоким. Горькие складки у рта. Только раз я помню гнев на ее лице в эту зиму, но, должно быть, это было до кровохарканья: она была на ногах и пылко выговаривала Марусе за самочинный уход наверх, на революционное собрание взрослых.

А весна – наступала. Менялись краски моря и неба, зацветали веточки в садах, у подножья Дарсановской горки; пахло землей, ветер нес запахи, и мы, после глыбы занятий, из комнаты, пахнущей лекарствами, выбегали с желтым Бобкой и серым Топкой, с красавицей Лайкой, по-собачьи нюхали воздух, узнавая весну, мгновенно одуревая от мчавшихся облаков, ветра, смеси холода и тепла, детских голосов, мячей, прыгалок, арсенала весенних дворов… И – наверх, на горку! Округлую, пустынную, где еще больше ветра и тишины и откуда видна вся Ялта с далеким краем Заречья, где осталась часть сердца. Друзья из собачьей стаи, дикой, которых мы кормили и которых, худых и огромных, ласкали, выбегали к нам неизвестно откуда, огрызаясь на Бобку и Лайку. Карбоньеровский, ожирелый, тяжелый, мышастый, с глазами навыкате и с одышкой, сюда не отваживался. По морю шли пароходы, напоминая о «Потемкине», о лейтенанте Шмидте… Горели первые звезды. Со вздохом мы шли назад.

В эти дни к маме дошли – сама ли Маруся дала их, по своему желанию или по настоянию мамы, о них услыхавшей, – стихи Маруси. Вот что я из них помню:

Не смейтесь вы над юным поколеньем!Вы не поймете никогда,Как можно жить одним стремленьем,
Лишь жаждой воли и добра…Вы не поймете, как пылаетОтвагой бранной грудь бойца,Как свято отрок умирает,Девизу верный до конца!
. . . . . . .Так не зовите их домойИ не мешайте их стремленьям,Ведь каждый из бойцов – герой!Гордитесь юным поколеньем!..
Перейти на страницу:

Все книги серии Женский портрет эпохи

Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем
Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем

Антонину Николаевну Пирожкову (1909–2010) еще при жизни называли одной из великих вдов. Сорок лет она сначала ждала возвращения Исаака Бабеля, арестованного органами НКВД в 1939 году, потом первой после смерти диктатора добилась посмертной реабилитации мужа, «пробивала» сочинения, собирала воспоминания о нем и написала свои.В них она попыталась «восстановить черты человека, наделенного великой душевной добротой, страстным интересом к людям и чудесным даром их изображения…»Чудесный дар был дан и самой А. Н. Пирожковой. Она имела прямое отношение к созданию «большого стиля», ее инженерному перу принадлежат шедевры московского метро — станции «Площадь Революции», «Павелецкая», две «Киевские». Эта книга — тоже своего рода «большой стиль». Сибирь, Москва, Кавказ, Европа — и, по сути, весь ХХ век. Герои мемуаров — вместе с Бабелем, рядом с Бабелем, после Бабеля: С. Эйзенштейн, С. Михоэлс, Н. Эрдман, Ю. Олеша, Е. Пешкова, И. Эренбург, коллеги — известные инженеры-метростроевцы, политические деятели Авель Енукидзе и Бетал Калмыков. И рядом — просто люди независимо от их ранга и звания — совсем по-бабелевски.

Антонина Николаевна Пирожкова

Биографии и Мемуары / Документальное
Русский след Коко Шанель
Русский след Коко Шанель

Впервые русский язык в Доме Шанель зазвучал в начале двадцатых годов прошлого века. И сразу по обе стороны подиума – одни эмигрантки создавали или демонстрировали наряды великой Мадемуазель, а другие становились подругами кутюрье и верными клиентками.Главная героиня этой книги – не Шанель и не приехавшие в Париж эмигранты из бывшей Российской империи, а Эпоха, которую они создавали вместе.Среди действующих лиц повествования – граф Сергей Кутузов и великий князь Дмитрий Павлович; парфюмеры Эрнест Бо и Константин Веригин; княжна Натали Палей и княгиня Мери Шарвашидзе; поэт Илья Зданевич и режиссер Георгий Питоев; Лидия Кудеярова, в замужестве леди Детердинг, и Ия Ге, в замужестве леди Абди.Задача этой книги вспомнить о судьбах гордых и достойных людей, оказавшихся волею судьбы в ближнем круге самого знаменитого кутюрье XX столетия – Габриэль Шанель.

Игорь Викторович Оболенский

Биографии и Мемуары / Документальное
Родом из Переделкино
Родом из Переделкино

Татьяна Вирта – дочь знаменитого советского писателя Николая Вирты – все детство и юность прожила в Переделкино. Это не просто знаменитое дачное местечко. Этот поселок, обладающий особым укладом и философией, в свое время был настоящей культурной столицей СССР. Именно там по-настоящему раскрывались те, кто был культурной элитой страны. Чуковский, Кассиль, Фадеев и многие-многие другие. Милые привычки, вечерние посиделки, непростые человеческие отношения, любовные драмы, головокружительные взлеты и поломанные судьбы – Татьяна Вирта описывает жизнь великих очень просто, по-соседски, что придает мемуарам необыкновенное очарование и искренность. Война и эвакуация глазами девочки; страшные, но очень яркие годы глазами подростка… Целая эпоха прошла через подмосковный дачный поселок. Бытовая история страны всегда самая интересная и правдивая.

Татьяна Николаевна Вирта

Биографии и Мемуары

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное