Воспоминания. Книга об отце

На совести моего уважаемого приятеля, известного оперного режиссера Николая Николаевича Боголюбова, желавшего, по — видимому, испробовать на мне свой способ лечения ипохондрии, — на его совести, заявляю я, тот сомнительный факт моей литературной биографии, что во время совместного пребывания нашего в городе Баку я, поддаваясь его упрямой прихоти, написал эту полу — шутливую, полу — печальную пьесу по канону оперетты — мелодрамы. Легкомысленные куплеты и чувствительные дуэты немедленно, вдохновенно и весело облекались в столь же «каноническую» музыку другим моим добрым приятелем и явным сообщником первого, профессором бакинской консерватории Михаилом Евгеньевичем Поповым. На совести H. H. Боголюбова и «авиапролог», им — как картина — придуманный, и… — но эту последнюю вину мне всего труднее ему простить! — повелительное и роковое внушение: заимствовать основу сюжета непременно из драмы Косоротова «Мечта любви». Скованный тягостными узами с нелюбимою «Мечтой», напрасно объявлял я ей войну на взаимоистребление: все же ее завязка послужила мне отправным пунктом. Что из всего этого вышло, пусть судят те, коих может занять произведенный нами опыт химического превращения элементов.

Рим, 1 октября 1924 г.

В пьесе представляется, как Крушинин, разочарованный в жизни, встречает Мари Бланпре. Мари тоже во всем разуверилась: она талантливая актриса, но ей не удалось сделать карьеры; ей остается одна дорога: кафешантан.

Между Крушининым и Мари загорается настоящая большая любовь. Они оба в нее не верят, считают ее миражем, борятся с нею и расстаются. Крушинин доходит до попытки самоубийства, но в конце судьба неожиданно соединяет влюбленных, и пьеса кончается счастливо. Нет, любовь не мираж и может спасти человека. Всё действие происходит в шантане. Форма пьесы — оперетта, а поэтому все изложено как бы шутя, в веселых и легкомысленных куплетах, которые перемежаются со стихами лирическими и глубокими.

ДЕЙСТВИЕ I

Хор:

Вечерами

Над толпами

Нам горит маяк,

В заломленных шапо — кляк

Манит гуляк.

Меж платанов

И каштанов

В даль звенит канкан:

Для сердца кто обманов ждет,

Идет в шантан.

Здесь мы жадною грудью вдыхаем

Наши чувства нежащий дурман.

Милых женщин вольно мы ласкаем:

Лёгок нрав их, сладостен обман.

В танце медленном пары сплетаются:

Бабочки кружатся так у костра.

Влажные очи в глаза улыбаются,

Томные жгут и томят до утра.

В вихре пьянительном пары сливаются,

В пахнущем пряно тумане плывут;

Дерзкие очи в глаза улыбаются,

Негу сулят, и ласкают, и лгут.

Вечерами

Над толпами

Нам горит маяк

В заломленных шапо — кляк

Манит гуляк.

Меж платанов

И каштанов

В даль звенит канкан:

Для сердца кто обманов ждет,

Идет в шантан.

СОСТЯЗАНИЕ КОЛЕН

Господин с орхидеей в петлице

(стуча молоточком):

Колен открыто состязанье.

Как так? Всё тотчас доложу.

Но прежде славное сказанье

По новым данным изложу.

На пристань гость всходил к Елене.

Дул Норд*… Одежды вдруг взвились.

Увидел… что? — ее колени…

И страстью воспылал Парис.

Прекрасного поклонник пола,

Быть должен знатоком колен:

Парисова так учит школа,

Так сам познал он сладкий плен.

Публика(хор):

Да, вкусы различны.

Так вот что — браво! —

В Елене античной

Пленило его.

В прекрасной Елене

Прекрасней всего

Нашел он колени!

Mais c’est du nouveau!

(меж тем в пролетах трельяжа выставляются две пары колен)

Господин с орхидеей:

Дианы легкой в них упругость,

Венеры женственной в них лень,

Холмов роскошная округлость,

Долинок розовая тень.

О, эти выпуклости, ямки!

Какие вам найду слова,

Какие дам, художник, рамки,

Но, вот, мечта любви — жива!

Вот осязаемо вступает

В оправу из цветов — мечта,

И к двум защитникам взывает

Двух пар стыдливых нагота.

Публика(хор):

Да, вкусы различны,

Как стили колен:

* Норд — бурный северный бакинский ветер (прим. автора).

То — мрамор античный,

А то — порселэн.

Сравнить без обиды

Их формы легко:

Там идол Киприды,

А тут Рококо.

ДЕЙСТВИЕ II

Хор рыбаков:

Кормит нас море родное,

Помнит прилива час,

Издали хлынет седое,

Подхватит рыбачий баркас.

На версты мели затопит

В буйном разбеге вода;

Ветер гуляет, торопит,

Закидывать в глубь невода.

Море уловом откупит,

Всё, что награбит у нас;

С рокотом прочь отступит,

В урочный вернется час*.

Крушинин:

Дивишься ты моей отваге,

С какой встречаю новый час,

Что принесет, быть может, нам разлуку,

Когда сожму в последний раз

Я ускользающую руку.

Но, если любишь ты, что разлучило б нас?

Мари:

Не лжет, о милый, эта ласка.

Но я несчастнее тебя:

Со мною ты расстанешься, любя,

А я… я вся — живая маска.

Скинь маску — и лица не сыщешь моего,

Вынь сердце, — не найдешь ты в сердце ничего, —

Обиды разве, да кручину…

Мне чувствовать дано, лишь воплотясь в личину.

^*«Кормит нас море родное» — впервые напечатано по черновой записи в тетради I римского архива В. Иванова, в IV, 98.

ДЕЙСТВИЕ III

Крушинин:

Лишь вечер настает, я должен эту муку,

По капле пить, как вор, тайком от липких глаз,

Опять переживать ту встречу, ту разлуку,

В притоне, где ее увидел в первый раз.

И стены пошлые заветны и священны,

Как склеп чистилища, где ждет меня дрема,