Читаем Воспоминания минувших дней полностью

— Хорошо, — с гордостью ответил Дэниэл. — Растет, прибавил уже почти целый фунт и чувствует себя замечательно. По ночам спит, как сурок.

— Ты очень хочешь его увидеть?

Дэниэл кивнул.

— Знаешь, я никогда не думал, что стану отцом. Но увидев своего сына, почувствовал себя на седьмом небе от счастья.

Кристина поставила на стол стакан.

— Налей еще немного.

— Как на улице? — поинтересовался он.

— Тепло.

— По крайней мере, хоть пикетчикам немного полегче. Не очень-то приятно разгуливать перед воротами завода под проливным дождем. А на демонстрацию должны собраться все. Приедут даже кинооператоры. Секретарша, которая печатала для меня письмо, сказала, что ее шеф очень доволен. Через несколько дней эти кадры покажут в шести тысячах кинотеатров.

— И все-таки хорошо, что ты не с ними, — произнесла Кристина. — Сегодня за завтраком я слышала, как дядя разговаривает по телефону с начальником полиции Южного Чикаго. Он сказал, что на заводе ожидаются беспорядки, попросил прислать ему на помощь полторы сотни полицейских, а потом, вернувшись к столу, пообещал нанести коммунистам такой удар, что они больше не встанут.

— Ты говоришь, еще полторы сотни? — спросил Дэниэл. — Зачем ему столько? У него и так сто человек в охране.

— Не знаю. По правде говоря, я не задавала себе этот вопрос. Все мои мысли были заняты сборами в дорогу.

— Твой дядя зря старается. Собрание состоится в клубе, к воротам никто и близко не подойдет. — Дэниэл вдруг замолчал, а потом сказал уже другим тоном. — Значит, надо предупредить наших, чтобы они не собирались у завода.

— Для тебя они больше не «наши», Дэниэл. Ты ушел от них.

— В девятнадцатом году в Питтсбурге тоже так было. Тогда людей тоже не предупредили, и в итоге началась бойня.

— Сейчас не девятнадцатый год, и ты в этом не участвуешь.

— Но там будет много моих друзей, и я не хочу, чтобы кто-нибудь из них пострадал только потому, что я все знал, но молчал. — Дай мне ключи от машины, — сказал Дэниэл, направляясь к двери.

— Зачем тебе все это? — попыталась удержать его Кристина. — Вчера ты говорил, что с сегодняшнего дня мы начнем новую жизнь.

— Да, но я не могу начать ее, шагая по трупам своих товарищей. Дай мне ключи, Кристина, я скоро вернусь.

— Я поеду с тобой.

— Лучше подожди здесь.

— Нет, — твердо сказала она. — Ты обещал, что мы никогда не расстанемся. Наша новая жизнь начнется сейчас.


На улице перед клубом собралось столько людей и машин, что невозможно было найти свободное место для стоянки.

— Остановись в соседнем квартале и жди меня, — сказал Дэниэл.

Кристина кивнула. Выходя из машины, Дэниэл увидел ее побледневшее лицо.

Прекрасная погода подняла настроение рабочих, многие пришли с семьями, и их, скорее, можно было принять за отдыхающих, собравшихся на пикник. Пробившись сквозь толпу, Дэниэл вошел в клуб, где уже началось собрание.

— И существует только один способ показать полицейским, что они не в силах помешать нам, что Гердлеру не все дозволено, — донесся до Дэниэла голос оратора. — Они должны увидеть, что у нас хватит смелости не отступить перед ними!

В зале раздались возгласы одобрения.

— Я предлагаю следующую резолюцию, — продолжил оратор, заглянув в бумажку. — Мы, члены профсоюза работников сталелитейной промышленности, осуждаем произвол и незаконные действия полиции, направленные на то, чтобы помешать рабочим реализовать свои священные, закрепленные Конституцией права, и прежде всего, право на свободное волеизъявление, а также право на забастовку, с помощью которой мы стремимся улучшить жизнь американцев. Все, кто за, скажите «Да».

Многоголосое «Да!» оглушило Дэниэла.

— Теперь мы им покажем! — крикнул кто-то. — Пусть они увидят, что такое настоящий пикет. Не десять человек, а тысяча!

В зале зааплодировали. Дэниэл с трудом пробрался к трибуне, отстранил оратора и обратился к собравшимся:

— Послушайте!

Никто не обратил на него внимания. Люди были слишком разгорячены, чтобы слушать еще кого-то.

— Уходи, Хаггинс, — тихо сказал ему оратор. — Ты здесь не нужен.

— Слушай, Дэвис, хотя бы ты пойми меня. Я узнал, что Гердлер вызвал еще сто пятьдесят полицейских. Они пока никого не тронули, но, если вы пойдете к заводу, столкновения не избежать. А пострадать можете не только вы, со многими здесь жены и дети.

— Рабочие имеют право выразить свое мнение, — ответил Дэвис.

— Но вожди ответственны за их безопасность, — прервал его Дэниэл. — В девятнадцатом году они забыли об этом, и началась бойня. Мы будем последними глупцами, если сейчас повторим их ошибку.

— Теперь все по-другому, — возразил Дэвис. — Нас слишком много, к тому же полицейские побоятся избивать нас, если их будут снимать на пленку. Для этого мы, собственно говоря, и пригласили кинооператоров.

Перейти на страницу:

Все книги серии New Hollywood

Похожие книги

Искупление
Искупление

Фридрих Горенштейн – писатель и киносценарист («Солярис», «Раба любви»), чье творчество без преувеличения можно назвать одним из вершинных явлений в прозе ХХ века, – оказался явно недооцененным мастером русской прозы. Он эмигрировал в 1980 году из СССР, будучи автором одной-единственной публикации – рассказа «Дом с башенкой». Горенштейн давал читать свои произведения узкому кругу друзей, среди которых были Андрей Тарковский, Андрей Кончаловский, Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Фазиль Искандер, Лазарь Лазарев, Борис Хазанов и Бенедикт Сарнов. Все они были убеждены в гениальности Горенштейна, о чем писал, в частности, Андрей Тарковский в своем дневнике.Главный интерес Горенштейна – судьба России, русская ментальность, истоки возникновения Российской империи. На этом эпическом фоне важной для писателя была и судьба российского еврейства – «тема России и еврейства в аспекте их взаимного и трагически неосуществимого, в условиях тоталитарного общества, тяготения» (И. В. Кондаков).Взгляд Горенштейна на природу человека во многом определила его внутренняя полемика с Достоевским. Как отметил писатель однажды в интервью, «в основе человека, несмотря на Божий замысел, лежит сатанинство, дьявольство, и поэтому нужно прикладывать такие большие усилия, чтобы удерживать человека от зла».Чтение прозы Горенштейна также требует усилий – в ней много наболевшего и подчас трагического, близкого «проклятым вопросам» Достоевского. Но этот труд вознаграждается ощущением ни с чем не сравнимым – прикосновением к творчеству Горенштейна как к подлинной сущности бытия...

Фридрих Горенштейн , Фридрих Наумович Горенштейн

Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза