Воспоминания о Бабеле

Когда-то вместо парка на этом месте высились валы Петропавловской крепости. За парком, за высоким шпилем собора, была видна Нева, дальше Адмиралтейская игла.

Будущее было в надеждах, за горизонтом: между нами и будущим был огонь и дым революции.

Была старая, огромная, расплывшаяся, как распаханный курган, Россия. Горы - Урал, Кавказ, Карпаты - были совсем далеко. На Карпатах, где я уже побывал в ту безнадежную войну, видел обрушенные окопы.

В одном окопе, подкопав себе пещерку в глиняной стенке бруствера, варил кашу старый солдат.

Горел огонек, заменяя домашний уют.

Прошла война. Жили мы опять в веселом Петрограде.

Алексей Максимович восхищался тогда прозой Михаила Зощенко, очень любил ее.

Про Всеволода Иванова он говорил: "Я так не начинал".

Очень любил Бабеля. По-другому, по-товарищески, он относился к Федину, веря в его надежный талант.

Федин был постарше. А тогда каждый год разницы между нами много значил.

Бабелю Горький посоветовал посмотреть людей, походить по России.

Революционная Россия тогда была очень пересеченной местностью.

Побывал потом Исаак Бабель солдатом, служил в ЧК 1, в Наркомпросе. Ходил в продовольственных экспедициях 18-го года, кажется, ездил на баржах по Волге - эти баржи тогда обстреливали. На них читали лекции. Побывал Бабель в армии, стоящей против Юденича, линия фронта которой подходила совсем близко к Питеру, занимала дачные местности.

1 В 1918 г. Бабель некоторое время работал переводчиком в иностранном отделе Петроградского ЧК. Подробнее см. об этом в книге М. Скрябина и Л. Гаврилова "Светить можно - только сгорая", Политиздат, 1987, с. 307-310.

Но есть старая китайская пословица, что у многих аппетит шире рта.

Революционный город - накаленный, огромный, неистощимый - много был шире рта армии Юденича и других армий: пасти их смыкались судорогой страха. Потом фронты откатились, а гром их усилился.

Попал Бабель и в Первую Конную армию. Мне про него рассказывал директор кинокартины "Броненосец "Потемкин" Блиох, который прежде был там комиссаром. Бабеля очень любили в армии. Он обладал спокойным бесстрашием, не замечаемым им самим. В Первой Конной понимали, что такое бесстрашие.

Умение освободиться от страха у каждого человека свое. Но тогда, когда человек находится под пулями, видит конную атаку, не меняется голос, его посадка, когда он не подтягивается и не распускается - физическая смелость, всеми уважаемая.

Бабель вернулся в редакцию не скоро.

Встретился я с Бабелем в зимнем Питере. Снега в городе были так высоки, как будто это был не город, а решетчатый противоснеговый щит, сколоченный из редких досок. Такие щиты как бы притягивают к себе снег. Фабрики не дымили. Автомобилей тогда было считанные десятки. Снег лежал чистый, по снегу протаптывали глубокие тропинки. С крыш свешивались сугробы.

Бабель жил на Невском проспекте в доме номер 86. В комнате его всегда был самовар и иногда бывал хлеб. Сидел у самовара Петр Сторицын - химик с швейцарским образованием, замечательный рассказчик. Часто бывал здесь великий актер Кондрат Яковлев.

Из Питера Бабель уехал, оставив у меня свой чемодан. Он умел так таять в воздухе.

Когда я был на фронте на Днепре, до меня дошли слухи, что Бабеля убили. Потом говорили, что он ранен. Я тогда тоже был ранен.

Что привез с фронта Бабель? Привез рассказы о Первой Конной армии, которые впервые были напечатаны в "Лефе" в 24-м году. Сам Бабель считал это началом своей настоящей литературной судьбы. Слово "карьера", конечно, не употреблялось. И про успех не говорили: говорили про искусство.

У Маяковского на Водопьяном переулке Бабеля встретили восторженно. Что нас поражало и что сейчас меня поражает в искусстве Бабеля, в искусстве рассказа про революцию?

Мы сейчас много говорим об атомной войне. Если она случится, - а она уже прорывалась над Хиросимой и Нагасаки, - эта война будет ужасна. Старые войны были медленны, но тоже страшны. Идти в атаку, плохо подготовленную артиллерией, встать с земли, пройти близкий путь до чужого окопа - трудно. Путь фронтовых частей и ночлеги в снегу, в грязи - не только материал для красивых пейзажей. Это долгая судьба и долгие отношения между людьми.

Люди снимают картины о революции, о революционных войнах, и получается так, что все это очень страшно, очень мрачно, что это не только переламывает и убивает, но это затаптывает людей. Это верно, но верно не до конца.

У Бабеля бойцы Первой Конной армии представляют себе войну и фронт как свое кровное, радостное дело. Над лугами - небо, а краем неба - победа. Люди пестры и радостны не потому, что они пестро оделись, а потому, что они оделись к празднику.

Бабель - оптимист революционной войны, Бабель изобразил непобедимую молодость, трудно побеждаемую старость и торжество вдохновения. Бабель не пацифист - он солдат революции.

Писал Бабель медленно. Платили за литературу с количества строк, а литература бывает разная - метром ее нельзя измерить. Она медленна, как смена времен года, быстра, как весна, которая подготавливается еще под землею.