Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

Плеханов тут же, в передней, рассказал ему всю историю моего шапокляка [...]

Энгельс просил нас заходить к нему, и с этого дня вплоть до нашего отъезда из Лондона мы бывали у него чуть ли не ежедневно.

Наши беседы вращались вокруг теоретических и политических вопросов и касались крупных фактов и революционных деятелей, в частности Бакунина и Лассаля.

Услышав от нас о мерах, принимаемых царским правительством против распространения образования в народе, Энгельс воскликнул:

- Вот придет война - им неоткуда будет взять дельных офицеров!

Помню еще, что Энгельс с большим вниманием следил за разыгравшимся во Франции делом Буланже381. Он считал авантюру этого предприимчивого генерала, задумавшего нечто вроде бонапартистского переворота во Франции, весьма опасной для демократии и очень радовался тому, что эта затея провалилась [...]

Впервые опубликовано в журнале "Летописи марксизма". М , 1928, кн VI

Печатается по тексту журнала

Н. С. РУСАНОВ

Мое знакомство с Энгельсом 382

С именем Сергеевского для меня связаны личные воспоминания, представляющие, однако, и некоторый общественный интерес. Этот псевдоним я избрал для своих очерков по русской экономической жизни, которые я писал в 1890-1891 гг. для официального органа немецкой социал-демократии "Vorwarts" *, тогда как Лавров писал там же статьи на чисто политические темы под именем Семена Петрова. Нас пригласил сотрудничать в этой, тогда очень оппозиционной, социалистической газете старый Либкнехт, - Лаврова непосредственно 383, меня через Лаврова. И вот приблизительно каждые две недели появлялись в "Vorwarts" вперемежку Лавровские и мои статьи, которые, насколько мы могли судить издали, пользовались вниманием социалистической читающей публики в Германии.

* Здесь и ниже название газеты автор приводит в русской транскрипции. Ред.

На долю одной из моих статей выпал даже в силу некоторых обстоятельств особый успех. Дело в том, что я дал уже несколько статей в "Vorwarts" об истинном экономическом положении России, в том числе и о голоде, и, подводя итоги им, сделал тот общий вывод, что обездолившее народ самодержавие, хотя и против воли, будет вынуждено запретить вывоз хлеба из России - до такой степени было отчаянно положение десятков миллионов населения. Но наше правительство чрезвычайно усиленно опровергало всякие слухи о возможности такой меры, так как боялось, что это повредит его финансовой тактике усиленных займов, которые оно заключало за границей, особенно же во Франции.

Случилось так, что в одном и том же номере "Vorwarts" - если не ошибаюсь, в августе 1891 года - были

68

помещены моя статья в виде передовой за подписью 384, перепечатка еще недавних официозных русских опровержений и телеграмма из Питера о внезапно изданном декрете относительно "временной приостановки вывоза хлеба, муки и т. п. пищевых средств за границу". Редакция откликнулась на эту телеграмму в своем политическом бюллетене. С видимым удовольствием она комментировала тот факт, что, между тем как русские официальные и дружащие с ними правительственные круги в Германии продолжают еще обманывать европейское общественное мнение относительно размеров голода и уверять, будто всякие толки о предстоящем запрещении вывоза лишь злостные выдумки врагов царского правительства, "наш сотрудник Сергеевский", со свойственным, мол, ему знанием дела, заранее вскрыл эту обманную тактику страуса. Он может гордиться тем, что его предвидения оправдались самым блестящим образом, так как его выводы в статье, присланной им несколько дней тому назад и напечатанной нами сегодня, блистательно подтверждаются печатаемой нами в этом же номере телеграммой из Петербурга.

С тех пор за русским товарищем Сергеевским установилась среди читателей "Vorwarts" репутация серьезного и добросовестного корреспондента. Это мне пришлось испытать на себе несколько месяцев спустя, весной 1892 г. *, в разговоре с Энгельсом, у которого я был в Лондоне по поручению моих товарищей и при следующих обстоятельствах.

* У автора ошибочно: 1882 г. Ред.

На мрачном фоне погибавшей тогда от голода народной России была лишь одна светлая, все увеличивавшаяся и разгоравшаяся полоса: пробуждение общественного интереса и рост оппозиционной мысли. Голод заставил встрепенуться многих, которые еще недавно не могли нахвалиться самодержавной Россией, где мудрое правительство удовлетворяет, мол, так хорошо все истинные потребности страны. А сопротивление царской власти малейшему проявлению общественной самодеятельности, помогавшей голодающим, только усилило это оппозиционное настроение. В социалистических же и революционных кругах пробуждалась

69