Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

Я думаю, Энгельс не был блестящим оратором. Я лишь несколько раз слушал его публичные выступления. И всегда это были только некоторые короткие замечания. По ним нельзя было судить о его ораторском даре. Но мне представляется, что он не был оратором, способным увлечь, ибо даже не испытывал потребности выступать на публичных собраниях. В этом плане я позволю себе сравнить себя с ним. Тот, кто умеет своим словом завладеть массами, тот чувствует в себе стремление говорить с ними.

235

И все же Энгельс был мастером слова, и не только в письменной форме, что общепризнано, но и живой речи. Это было видно во время дискуссий и обсуждений в его доме. Речь его текла легко и непринужденно, была всегда меткой и наглядной и, в зависимости от предмета обсуждения, либо страстной, либо шутливой, если не сказать "остроумной", хотя Энгельс ненавидел это определение так же, как и "великодушие". Его высказывания были всегда настолько же блестящи по форме, насколько значительны по содержанию. Казалось, он играючи находил всегда самые меткие слова, как и решающие фактические доводы. А какое множество фактов хранила его феноменальная память! Он разбирался во всем. А если не был знаком с предметом обсуждения, то не стеснялся сразу признаться в этом. И тем большее впечатление производило то, как редко у него появлялись поводы для таких признаний.

При этом он не считал, что знает факты, если не изучил их во взаимодействии. Об энциклопедических словарях он отзывался с презрением. И я не видел у него ни одного. Его можно было бы обидеть, назвав ходячей энциклопедией. Ведь энциклопедия - это лишь нагромождение не связанных между собой фактов. Хотя, правда, его знания можно назвать энциклопедическими, а его самого разносторонним ученым, который настолько хорошо разбирался одновременно в экономических, исторических, естественнонаучных, военных вопросах, что, за исключением Маркса, едва ли кто в то время был равен ему.

Я никогда не уходил из его дома без ощущения того, что он щедро одарил меня. Мой кругозор уже очень сильно расширился, когда я в 1880 г. после ограниченности столь замкнутой тогда партийной жизни в Вене окунулся в куда более широкую деятельность великой немецкой социал-демократии. Но мой кругозор в области науки и политики расширился бесконечно больше, когда я оказался в доме Энгельса. Если мой прогресс от Вены к эмиграции в Цюрихе можно было сравнить с прогрессом от деревни к крупному городу, то мой цюрихский кругозор относился к открывшемуся мне в Лондоне, как крупный город ко всему земному шару.

236

Но у Энгельса не всегда велись споры только о глубочайших проблемах человечества. Он был в высшей степени жизнерадостным человеком. Конечно, глубоко сочувствовал всем страдающим, страстно возмущался любой низостью. Он был великим советчиком и борцом, но при этом и смеющимся философом. Даже борьбе, если удавалось, он охотно придавал веселый оттенок. "Ничем другим нельзя лучше доказать противнику свое превосходство, чем удачно высмеяв его убожество", - говорил он. Он с удовлетворением отмечал, что немецкие корреспонденты газеты "Sozialdemokrat" не плакались и не ныли, а предпочитали насмехаться над наглой бездарностью германских властей. Это наполняло его гордостью за немецкий пролетариат.

Но Энгельс любил и безобидный смех, и не менее смешливы были его друзья. Он охотно рассказывал о своем прошлом, особенно о его забавных моментах. Но с такой же охотой он запевал песенку или просил об этом других. Больше всего он любил английскую песню "Брейский викарий", которую перевел для "Sozialdemokrat". В ней очень весело высмеивалась политическая беспринципность служителей англиканской государственной церкви. Но он охотно пел и песни, лишенные политического содержания, в особенности радостно-сентиментальные. Особенно часто я слышал из его уст старую студенческую песню "Крамамбули".

Сэм Мур так же, как и он, пел лучше всего веселые песни, английские мелодии, которые меня особенно интересовали, так как были для меня новыми.

Позже, когда я уже глубже вошел в эту семью, и мои певческие успехи помогали поднять веселое настроение. Особенно часто требовали исполнить песню о бургомистре Чехе502. Но это уже относится ко времени моего третьего пребывания в Лондоне в 1885 г. Только тогда я узнал истинную веселость дома Энгельса. В 1881 г. она была приглушена скорбными вестями из семьи Маркса.

МАРКС И ЭНГЕЛЬС

Совсем другую атмосферу, чем в доме Энгельса, нашел я у Маркса.

Отчасти это объясняется тем, что Маркс и Энгельс во многом очень отличались друг от друга. В области политики и теории они были, разумеется, единодушны. Возможно, во всемирной истории больше нет подобного

237

примера, чтобы два таких глубоких и самостоятельных мыслителя, два таких страстных борца с молодых лет и до самой смерти сохранили такое сердечное и полное согласие. Согласие не только в мыслях, но и в чувствах, в самоотверженности и готовности помочь, в упорном сопротивлении всякому давлению, в непреклонности, в жгучей ненависти ко всему подлому, оставаясь при этом веселыми и смешливыми.