Воспоминания о Марине Цветаевой

Марина с какой-то страстью кормила тех, кого она любила, а время было голодное.

— Я в шкафу у себя нашла кулек с мукой и пеку сейчас блины, а вчера мне в одном доме подарили селедку. Идите скорее, пока горячие! — Крикнув вдруг: — Ой! у мне блин горит! — она бросила трубку.

Мы с Борисом тут же отправились. Поднимаемся наверх, в кухню. Чад ужасный! Алы рыдает!

— Перестань! — кричит Марина. — Стыдно реветь! Видишь Борис с Марусей пришли. Сейчас будем блины есть.

— А почему она плачет? — спрашиваю я.

— Мне на голову с потолка упал таракан, — смеется Марина. — Она никак не может пережить такое для меня оскорбление.

— Бедный таракан! Так мне жаль его! — говорю я плаксивым голосом. — Он такой маленький, он так испугался огромной Марины! Его сбросили на пол, он больно ушибся, у него сломались ножки.

— А как он смеет… — еле выговаривает Аля сквозь слезы, — прыгать на мамину голову?

Аля была умным ребенком, и мне всегда казалось, что она с самого раннего детства чувствовала разницу между Мариной и остальными, кого она знала. Детским чутьем она рано учуяла жизненный масштаб Марины и цену ей. Поэтому в отношении к матери у нее было обожание.

Марина и Аля у меня

Поздно вечером Марина пришла ко мне с Алей по какому-то делу. (Я жил тогда в уютной 4-комнатной квартире одна. Борис был на фронте. Моя подруга по сцене срочно выучилась на курсах сестер милосердия и уехала на фронт к мужу, уговорив меня поселиться в ее квартире.) Мы засиделись допоздна. Аля начала дремать. Я уговорила Марину остаться у меня ночевать. Предложила ей лечь с Алей на мою широкую кровать. «Сама я лягу на пол», — сказала я. Марина резко отказалась от кровати. «У меня есть мягкий тюфяк, я положу его на пол, на ковер, и прекрасно буду спать!» — уговаривала я Марину. «Я сама очень люблю спать на полу, — заявила Марина, лукаво улыбаясь, — на полу всегда снятся чудные сны!»

Мы долго не могли заснуть. Мы так много смеялись то над Алей, то сами над собой. От смеха утомились наконец и незаметно заснули.

В другой раз Марина с утра привела Алю ко мне. Ей куда-то спешно надо было идти, она боялась опоздать. Как ребенку, Але все было ново и интересно у меня. Беспрерывно она о чем-нибудь спрашивала меня. Чтобы Аля мне не мешала, я открыла ей все ящики в шкафу, все чемоданы, набитые театральными костюмами, шляпами, лентами, яркими лоскутами, вуалями и прочим. У Али при виде всего этого удивленно и широко открылись ее огромные синие глаза.

— Все это твое, можешь рядиться во все это. А мне не мешай! Хорошо?

Поразительно, с каким уменьем, стоя перед зеркалом, украшала она себя в пять с половиной лет всей этой пленившей ее красотой. До прихода Марины она не задала мне ни одного вопроса, так она была возбуждена и занята театральным блеском.

Но… каково было негодование Марины! Вернувшись ко мне за дочерью, она увидела сияющую Алю в фантастической, красной с перьями шляпе с вуалью, с головы до ног всю в лентах, кружевах, в белых бальных туфлях на высоких каблуках.

Вспухнув от гнева румянцем, задыхаясь, негодующая Марина еле произнесла:

— Как… вы могли это допустить? Как… это… пришло вам в голову? — раздраженно упрекала меня Марина.

Я вспомнила тут, что Марина не выносит никакую нарядность. Сама она была одета всегда скромно и просто. И в дореволюционное время я никогда не видела на ней бриллиантов. Но в то же время в ней крепко сидела любовь к цыганским кольцам, бусам, браслетам.

— Неужели вы не понимаете, как можно этим навредить ребенку? Она ведь не забудет это никогда, она начнет теперь мечтать об этой мишуре! И эта тряпочная дрянь так крепко осядет в ее мозгу и, как ядовитое семя, заразит ее такой любовью ко всей этой чуши, что излечить ее уже нельзя будет! — кипела Марина.

— Я, конечно, виновата, — сказала я. — Это большая неосторожность с моей стороны, простите меня, Марина.

Марина молча одевала Алю, торопясь домой. Ушла, едва простившись.

Утром — телефон!

— Это я, Марина. Приходите, Маруся, к нам сейчас! У нас очень вкусный завтрак. Мне вчера подарили настоящий кофе и бутылку сливок. Я знаю, вы все это любите.

— Спасибо, Марина! Но я не могу! Мне к часу на репетицию.

— Ну и что же? Вполне успеете! Покушаете у меня как следует и пойдете. Я жду вас, слышите? Непременно!

— Никак не могу, Марина! Я выпью в театре стакан кофе и съем пирожное.

— Это не еда! — кричит Марина. — Это один вред! Я жду вас!

— Марина! — чуть не плачу я. — Я же боюсь опоздать! Меня оштрафуют!

В — Покушаете, возьмете извозчика и успеете.