Воспоминания об Аверинцеве. Сборник.

Я расскажу об одном вечере в английском университетском городе, в Оксфорде, куда С. С. приехал по приглашению университета прочесть там лекцию, по-моему, о Вяч. Иванове и символизме. Мы жили там у моей тетки, после того как мне была сделана серьезная операция, и побежали в университет его послушать. Он блестяще говорил, но после лекции английская аудитория разошлась, и мы решили его похитить. Это была пятница. В доме моей кузины, куда мы были званы, обычаи были еврейские, хотя и очень мягкие, и в этот вечер намечался праздничный ужин. Когда хозяин, извинившись, сообщил Аверинцеву, что они помолятся перед ужином, если он не возражает, то Сережа сказал: “Я счастлив. Наоборот, меня могло бы огорчить, если бы мы не помолились перед ужином. Я недавно был в Иерусалиме и слышал, как там Патриарх Иерусалимский пел на иврите псалмы. Я могу это показать”. Хозяева были в восторге. Они вместе пели псалмы. Аверинцев рассказывал им — впрочем, они достаточно хорошо знали Святую Землю и сами — о своем недавнем путешествии туда. И попутно коснулся своей любви — эта тема в Сереже тоже была удивительна — к английскому новому богословию. Я не знаю точно, как называть Клайва Льюиса и Толкина. Это были оксфордские профессора, и Аверинцеву хотелось поклониться могиле Толкина. Вернее, он признался, что его дети не простят ему, если он этого не сделает. Он сказал об этом хозяину дома примерно в одиннадцатом часу вечера. Тот сразу нашел самого известного толкиниста в Оксфорде по телефону, и выяснилось, что это кладбище, которое мы хорошо знали, где теперь похоронен еще Исайя Берлин и мои английские тетушки. Это очень красивое кладбище на окраине Оксфорда. Была заведена машина, и они поехали в темноте искать могилу Толкина. Потом вернулись, а уже утром на следующий день Сереже Аверинцеву надо было уезжать в Дарем.

Вот вам несколько примеров того, каким неожиданным мог быть Сергей Аверинцев и как неожиданна и парадоксальна была сама его жизнь при всей высоте и верности — и тут я не побоюсь сказать — при всей высоте и верности живому Христу как корню всего того, чем живо христианство.