Читаем Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века полностью

Вышеупомянутый управляющий балабановским имением Г. И. Ивановский, еще бодрый старик лет 50-ти, до поступления управляющим был сначала учителем, а потом инспектором сельскохозяйственного института в Горы-Горках. Попал в управляющие по протекции владелицы горы-горецкого имения графини Толстой, сестры графа Льва Алексеевича Перовского[550], как выше сказано, безотчетного управляющего Волконских. Лишенный инспекторства, но чтобы не лишиться службы, чинов и права на пенсию, он был прикомандирован помощником управляющего Орловской удельной конторы, куда ездил один раз в год на несколько дней. Таких управляющих в имениях Волконских и Перовского было несколько.

Вероятно, будучи учителем и инспектором в Горы-Горках, г. Ивановский знал кое-что из тамошнего научного хозяйства, но для здешнего степного все эти познания едва ли были годны: он и не применил ни одного приема тамошнего хозяйства, да и не мог применить, и из практики ничего не знал. Он и не занимался сельским хозяйством, буквально никогда не выезжая на полевые работы и только редко выходя в сарай во время стрижки овец, но зато усидчиво вел почти всю конторскую отчетность, в особенности денежную часть, которая и была вся в его руках. Впрочем, и вся-то контора сосредоточивалась в его кабинете и небольшой комнатке близ кабинета для конторщика и ключника. Управляющий вел сам денежную книгу и писал черновые без всякой системы ведомости. Комнатка, где занимался конторщик, если его там не было, была всегда на замке.

С первого взгляда объяснилось, что имение и управляющий друг для друга не нужны: управляющий г. Ивановский для имения был особою статьею, а балабановское имение для него особая статья, но статья выгодная. Иначе для чего было самому управляющему усидчиво заниматься конторою, когда у него под руками был испытанный знаток конторского дела в лице моем, о чем Ивановскому было известно.

Все покупки по хозяйству производил его крепостной человек и ему отдавал счета, а материалы принимал глухой писарь, тоже им привезенный из Горы-Горок. Если он не желал соединить должность приказчика и конторщика в один рукав, то я сам вскоре по приезде в простоте души заявил, что я, не имея усиленных занятий как приказчик, готов был принять на себя обязанность вести денежную или материальную отчетность. Но это было первым черным котенком, проскочившим между нами. Он тут только узнал чрез конторщика, что я был в Петербурге, где разобрал довольно сложное дело полковника и получил поручение преобразовать отчетность в имениях гг. Чихачевых, исправить в некоторых частях контору в саратовском имении княгини Волконской. Он по ошибке принял меня за исправного писарька, хорошо сдавшего отчет о переселенцах и по аттестату из софийского имения, — что-де я исправен, честен и не пьяница, а я был прельщен тем, что он, Ивановский, не употреблял телесных наказаний и его обманчивой мягкостью характера, скорее безволием. Значит, он во мне увидал что-то повыше писарька, а что я в нем узнал — это поймет каждый из нижеследующих объяснений.


Делать нечего, жить нужно было нам вместе. Он, Ивановский, тотчас бы уволил меня, но знал, что мне известен путь в Петербург, а я, не видя ничего лучшего и весь отдавшись делу, которого впереди виделось масса, решил терпеть уколы самолюбия и мелкие, хотя очень частые, придирки и неприятности, по крайней мере до того времени, пока хватит терпения. Впереди я видел очень серьезные и для меня полезные дела, именно: усиление сбора кормов и улучшение овцеводства. А тут текущей зимой случилось следующее.

Истекшее лето было сухое; урожай травы, всегда малый на степи, не превышающий в лучшие урожайные годы в сложности 45 пудов с десятины, истекшим летом был совсем ничтожный: сена собрали мало и сложили его как раз во время шедших несколько дней дождей после уборки сена, а потому оно в скирдах согрелось и частию загнило. Скирды складывали 10 саженей длиною и 3 шириною и считали вес в скирде 1000 пудов. Хотя под осень от перепадающих дождей трава подросла и подножный корм явился, но овец осенью нельзя было пасти по степи, так как рано начинались дожди и холода; снег тоже выпал рано и в изобилии. На довольно большой снег упал дождь; после дождя мороз, и на поверхности снега образовался твердый слой, вроде наста, а дороги покрылись гололедицею. Такое состояние зимы продолжалось с малыми перерывами месяца два.

Перейти на страницу:

Все книги серии Россия в мемуарах

Воспоминания. От крепостного права до большевиков
Воспоминания. От крепостного права до большевиков

Впервые на русском языке публикуются в полном виде воспоминания барона Н.Е. Врангеля, отца историка искусства H.H. Врангеля и главнокомандующего вооруженными силами Юга России П.Н. Врангеля. Мемуары его весьма актуальны: известный предприниматель своего времени, он описывает, как (подобно нынешним временам) государство во второй половине XIX — начале XX века всячески сковывало инициативу своих подданных, душило их начинания инструкциями и бюрократической опекой. Перед читателями проходят различные сферы русской жизни: столицы и провинция, императорский двор и крестьянство. Ярко охарактеризованы известные исторические деятели, с которыми довелось встречаться Н.Е. Врангелю: M.A. Бакунин, М.Д. Скобелев, С.Ю. Витте, Александр III и др.

Николай Егорович Врангель

Биографии и Мемуары / История / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство
Жизнь Степановки, или Лирическое хозяйство

Не все знают, что проникновенный лирик А. Фет к концу своей жизни превратился в одного из богатейших русских писателей. Купив в 1860 г. небольшое имение Степановку в Орловской губернии, он «фермерствовал» там, а потом в другом месте в течение нескольких десятилетий. Хотя в итоге он добился успеха, но перед этим в полной мере вкусил прелести хозяйствования в российских условиях. В 1862–1871 гг. А. Фет печатал в журналах очерки, основывающиеся на его «фермерском» опыте и представляющие собой своеобразный сплав воспоминаний, лирических наблюдений и философских размышлений о сути русского характера. Они впервые объединены в настоящем издании; в качестве приложения в книгу включены стихотворения А. Фета, написанные в Степановке (в редакции того времени многие печатаются впервые).http://ruslit.traumlibrary.net

Афанасий Афанасьевич Фет

Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное