Воспоминания. Том 3

Когда Тимирязев, оставив пост министра и будучи возведен в первый чин двора, приехал сейчас же после того в Ялту, чтобы благодарить и затем просить дозволить ему служить в частном банке, то ранее он, конечно, явился к министру двора, чтобы объяснить ему причину приезда и передать, что назначение его обер-гофмейстером, совершенно для него неожиданное, поставило его в крайнее затруднение, так как он должен принять место в частном обществе. Но как раз приблизительно в это время в Ялте появился Коковцев, который, представляя собою сосуд зависти, объяснил наивнейшему барону всю махинацию Тимирязева.

В результате его хитрый шаг не удался и теперь он, обеспечив себя выборами на 6 лет членом Государственного Совта от торговли и промышленности и состоя действительным тайным советником в отставке, занимается делами банка и другими коммерческими аферами.*

459 Говоря о поездке Шипова на Дальний Восток, я, чтобы не пропустить дальнейших моих рассказов, не остановился на событиях, связанных с Дальним Востоком, и хочу их рассказать в настоящее время.

Когда я был в Портсмуте, то мне совершенно было ясно, что можно было достигнуть лучших мирных условий, если бы мирный договор касался не только раздела влияния и принадлежности Японии и Poccии, но и совершив этот раздел, мирный договор пошел бы далее и закрепил разделы между обеими странами, в том отношении, что каждая страна обязалась бы защищать права другой страны на то, что по разделу ей досталось, т. е. мирный договор продолжить в смысле договора союзного. Я об этом и вел весьма осторожный разговор с первым уполномоченным Японии - Комурой. Комура тоже дал мне ответ довольно уклончивый, но из этого ответа я понял, что я в состоянии буду достигнуть того, чтобы мирный договор содержал в себе положение, если не союзное, вообще, то во всяком случае, дружеское и союзное, в частности. Поэтому я телеграфировал министру иностранных дел, графу Ламсдорфу, что я считаю, что следует переговорам дать такое направление, и просил указаний из Петербурга.

Через несколько дней я получил на мое предложение ответ уклончивый и скорее отрицательный. Поэтому я более разговора по этому предмету с Комурой не поднимал. Таким образом, заключив мирный договор с Японией, мы разъехались не как друзья, которые бы обязались поддерживать то, что каждой стране доставалось, а как лица, договорившиеся, чтобы прекратить войну, но будет ли это прекращение на долгое время или это является более или менее продолжительным антрактом военных действий - вопрос этот остался на весу.

Когда я вернулся в Россию, то мне сделалось ясным, что тот ответ, который я получил из Петербурга на мою мысль - заключить договор не только мирный, но и более нужный, последовал потому, что не только между военными, но и между гражданскими лицами, все продолжала проявляться мысль и обсуждение о необходимости реванша. Эту мысль о реванш за проигранную нами и проигранную позорно войну с Японией проповедывала не только некоторая, довольно большая, кучка военных и гражданских чинов, но мысль эта проповедывалась ежедневно и в некоторых органах и газетах весьма распространенных и главою такого направления было "Новое Время".

460 Такое настроение, конечно, имело влияние на высшие сферы и даже на самый престол. Большинство лиц, который трубили о реванше, конечно, трубили потому, что ни они, ни их родичи крови на войне не теряли, а что касается материальных дел, то даже от войны выиграли, играя на всяких спекуляциях. Но шумиха эта многими принималась совершенно всерьез.

Вопрос о реванше нашел весьма серьезного покровителя в комитете государственной обороны, находившемся под председательством Великого Князя Николая Николаевича. При такой протекции этой несуразной мысли, конечно, мысль эта принимала все больше и больше размеры, подобно хорошо вздуваемому мыльному пузырю.

В комитете обороны обсуждали целый ряд мер для осуществления реванша. Этою мыслью был, конечно, охвачен и председатель совета министров Столыпин, поэтому он совместно с военными лицами, проповедывавшими реванш, поднял вопрос о сооружении Амурской железной дороги, дабы иметь такой путь, который по мнению авторов этой затеи, пробегая по русской территории, мог быть обеспечен от захвата неприятелем, т. е. японцами.

Вопрос об этой дороге был внесен в Государственную Думу и в Государственной Думе он встретил полное сочувствие в пресловутой комиссии обороны г. Гучкова. Как в комиссии, так и в Государственной Дум для того, чтобы решить проведение этой железной дороги, лицами официальными предсказывалось, что война с Японией чуть ли не неизбежна и даже указывалось, что она должна случиться не позже 1911 или 1912 года, т. е. того года, который ныне протекает. Это показывает, в какой степени в то время было затемнение, под влиянием трубных звуков о реванше.