Воспоминания "Встречи на грешной земле"

Следующим моим поступком, который донес до меня семейный эпос, опять-таки взволновавшим маму, было самовольное открытие перекладины у стульчика, на котором я сидел за столом во время общей трапезы.

Стулик был высокий, и я восседал на нем, удерживаемый спереди упомянутой перекладиной, весьма хитроумно замкнутой. «И вот, представьте себе, — восклицала матушка, — мы как-то заговорились и вдруг видим: перекладина откинута, он собирается покинуть стулик! Еще секунда, он, конечно, упал бы, и!..» Тут она обычно переводила дух, возмущенно взглядывая на меня, даже взрослого, и добавляла: «Но вот чего не могу понять: как он ухитрился тогда отомкнуть перекладину?!»

Должен признаться, что, вспоминая об этом даже сейчас, я не могу удержаться от самодовольной усмешки.

2. Первые впечатления

Через полгода после моего рождения наша семья переехала в Москву, которую я с тех пор не оставляю. Прошло еще полгода, и началась Мировая война.

Будучи мал, я ничего не могу рассказать о той войне, не помню ее.

Думаю, мне было два года, когда я получил первое, и как оказалось, довольно верное представление об армии. Я сидел на плечах отца, который гулял со мной у фонтана на Лубянской площади. В это время мимо нас проскакала воинская часть. Мне запомнились лоснящиеся крупы лошадей и кавалеристы с гривами на касках. Больше ничего. Теперь, когда я стал значительно старше, то понимаю, что уловил тогда одну из самих существенных черт армии, которую власти стремятся представить народу в оправдание военных расходов, — ее декоративность. Гривы на кавалеристах?! Спрашивается, зачем, когда у лошадей уже есть гривы? А вот, поди ж ты, производят впечатление!

В возрасте трех лет со мной произошло событие не менее впечатляющее. Я увидел мышь, так сказать, лицом к лицу. Возможно, и до этого они мне попадались, но тут мы впервые встретились один на один. Это потребовало от меня известного самообладания.

А дело было так. Я сидел на полу, а передо мной был шкаф. И вдруг из-под него высунулась мышь. Увидав меня, она сделала было движение скрыться, но потом, оценив, наверное, мои возможности, стала беспардонно меня рассматривать. Признаюсь, и я поначалу откачнулся. Но увидав, что мышь не двигается, тоже остался на месте, пытливо разглядывая ее.

У мышки были два блестящих и, казалось, незрячих глаза. Тем не менее я не мог отделаться от ощущения, что она как бы заглядывает мне в самую душу. Будь я постарше, возможно, это и покоробило бы меня, но в возрасте трех лет еще можно не бояться разоблачений. Еще я был восхищен ее малыми размерами, а также тем, что на протяжении сравнительно долгого времени, пока

мы изучали друг друга, она не сделала мне ни одного замечания. Впоследствии это обстоятельство неизменно привлекало меня к животным. С ними чувствуешь себя полноценным человеком.

3. Игрушки

Как-то роясь в разном домашнем хламе, я обнаружил игрушку, которая была моей самой любимой в четыре года. Вернее, голову от нее, совершенно лысую, с поблекшим лицом, некогда прекрасной куклы. Помнится, она была более или менее лысой и в те далекие времена, когда я посвящал ей свои досуги. Во всяком случае, стала таковой, после того как попала мне в руки.

Я, пожалуй, не смогу сейчас сказать, при каких обстоятельствах ее голова отделилась от туловища, но твердо помню, что, лишенный предрассудков, равным образом ценил обе ее части.

Эта кукла была неизменным моим собеседником, терпеливым пациентом, идеальным покупателем, бескорыстным продавцом, безропотным учеником, безмолвным учителем, а также послушной моделью всех изысканий по части мужской, женской и детской одежды. Что и привело, наверное, к преждевременному облысению и разлучению тела с головой.

Кроме куклы, появился потом и медведь, который не столько рычал, сколько скрипел, — да и то, если его держать вертикально. И лошадка, на которой можно было ездить, отталкиваясь от пола ногами.

У меня никогда не было сабель, барабана, трубы, оловянных солдатиков и тому подобного, ибо ни я, ни мои родители не тяготели к военным атрибутам. Но избежать матросского костюмчика мне не удалось. Я его не любил за то, что его шерсть кусала мою шею. Однако терпел и даже ценил — то были мои первые длинные брюки с карманами. (До этого моя экипировка сводилась к штанишкам без карманов, но зато весьма удобно отстегивающимся сзади.)

Однако вернемся к кукле. Ее фарфоровая головка величиной с грецкий орех, хоть и потеряла волосы, но гладкое личико не приобрело морщин. Когда я спустя

столько лет достал ее, то она взглянула на меня так же доверчиво, как некогда на четырехлетнего. Я благодарно погладил за это ее поблекшие щечки своими погрубевшими руками, как гладил некогда и крошечными пальцами, не знавшими рукопожатий — ни искренних, ни неискренних. У куклы пухлые щечки, а если заглянуть внутрь головы, то видно — пустая. Возможно, это и способствует тому, что ей удается не менять своего взгляда на действительность.

4. Парик моей бабушки