Двигаясь так же медленно, голова Рыгало повернулась обратно, лицом к дороге. Генри не возражал. Когда старина Рыгало так смотрел на него… что ж, Генри чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то читалось во взгляде единственного мертвого глаза. Упрек? Злость? Что-то еще?
«
Генри посмотрел на свою руку и увидел на коже огромные мурашки. Быстро отхлебнул из бутылки. Пошло легче, тепло стало расходиться по телу.
«Плимут» спустился с холма Подъем-в-милю, выкатился на кольцевую развязку, по которой транспорт двигался против часовой стрелки… только в этот ночной час никакого транспорта не было. Все светофоры мигали желтым, заливая световыми импульсами темные близлежащие дома и пустынные улицы. Стояла такая тишина, что Генри слышал, как щелкают реле в каждом светофоре… или ему только казалось, что он слышит?
– Я никогда не собирался бросить тебя там в тот день, Рыгало, – сказал Генри. – Я хочу сказать… ну, ты понимаешь… если у тебя возникали такие мысли.
Вновь заскрипели мертвые сухожилия. Опять Рыгало посмотрел на него запавшим глазом. Губы растянулись в жуткой усмешке, обнажившей черно-зеленые десны, на которых разросся свой сад плесени. «
– Ты должен понимать, как все тогда было, – начал Генри и замолчал. Как тогда было? В голове у него все смешалось, словно элементы картинки-головоломки, которые только что вывалили на один из этих говенных карточных столов в комнате отдыха в «Джунипер-Хилл». Как было в точности? Они крались за жирдяем и сучкой до Канзас-стрит, затаились в кустах, наблюдая, как те поднимаются по склону наверх. Если бы они скрылись из виду, то он с Виктором и Рыгало бросились бы за ними: двое лучше, чем ни одного, а с остальными можно разобраться и позже.
Но они не скрылись. Просто привалились к ограждению, разговаривали, смотрели на улицу. Время от времени поглядывали вниз, на Пустошь, но Генри и его дружки из кустов не высовывались.
Небо, помнил Генри, постепенно темнело – с запада наплывали облака. Воздух густел. Собирался дождь.
И что произошло потом? Что?..
Костлявая когтистая рука сомкнулась на предплечье Генри, и он вскрикнул. Он уплывал в ватную серость, но ужасное прикосновение Рыгало и боль, от крика пронзившая кинжалом живот, вернули его обратно. Генри оглянулся и увидел лицо Рыгало в каких-то двух дюймах от своего. Глубоко вдохнул и тут же пожалел об этом. Старина Рыгало и впрямь смердел. Вновь Генри подумал о ведре помидоров, надолго забытом в темном углу сарая. Желудок скрутило.
Внезапно он вспомнил, чем все закончилось… во всяком случае, для Рыгало и Вика. Как что-то вышло из темноты, когда они стояли под шахтой с дренажной решеткой наверху, гадая, куда пойти. Что-то… Генри не мог сказать, что именно, пока Виктор не закричал: «Франкенштейн! Это Франкенштейн!» И – да, к ним приближался созданный Франкенштейном монстр, с болтами, торчащими из шеи, глубоким шрамом на лбу, в башмаках, похожих на детские кубики.
«Франкенштейн! – вновь прокричал Вик. – Фран…» А потом Вик остался без головы. Голова Вика уже летела через тоннель, чтобы стукнуться о дальнюю стену, издав глухой чавкающий звук. Желтые водянистые глаза монстра остановились на нем, Генри, и он замер. Потерял контроль над мочевым пузырем и почувствовал, как теплый поток стекает по ногам.
Тварь шагнула к нему, и Рыгало… Рыгало…
– Послушай, я знаю, что убежал, – признался Генри. – Не следовало мне этого делать, но… но…
Рыгало только смотрел на него.
– Я заблудился, – прошептал Генри, как бы объясняя старине Рыгало, что ему тоже досталось. Прозвучало не очень, с тем же успехом он мог сказать: «