Воссоединение потока

Что было очевидно. Если ехать из Нью Джерси, проезжаешь верхний Manhattan. Когда садится солнце, темный его свет ложится на коричневый кирпич домов, возведенных, наверное, еще в 30-е. Это ощущение напоминает мне ощущение при виде элеваторов в степи за Вапняркой на закате. Я не знаю, что мне этим хочется сказать. Вероятно, что не подари мне Элиот Вайнбергер книгу своих эссе в тот раз, я бы не сделал следующих несколько сопоставлений, не совсем, впрочем внятных, от чего, однако, они не прекращают беспокоить и сейчас. Поводом для их появления послужила просьба сына написать несколько строк по поводу "открытия Колумбом другого континента", поскольку покровители искусств, заказавшие серию на эту тему, потребовали от него объяснений тому, что было на холстах, - скорее же, не они сами нуждались в объяснениях, комментарии требовались для других, вышестоящих покровителей, то есть, для тех, кто платил. В какой-то степени они были правы. Человек должен знать, за что он платит. Не сегодня-завтра будет отмечаться круглая дата открытия Америки. Сырость сегодня необыкновенная. Ноги промокли. Я перехожу улицу, вхожу в помещение, которое лишь только с известной натяжкой можно назвать кафе. Но кофе покуда существует. Газеты обещают манифестацию голодных. Нож так же совершенен в своей форме, как сон. Схождение двух параллельных в точке замирания воображения. Я видел, как он стоял у дерева, как из его груди, пульсируя, била пенистая алая артериальная кровь. Удивительно, что ему удалось пройти еще несколько кварталов, добраться до трамвайной остановки в центре города. Прислониться спиной к одному из двух гигантских тополей, под которыми торговали душистым горошком, пионами и "цыганским солнцем". На его враз похудевшем лице стояло отражением выражение сосредоточенной в себе рассеянности. Женщины, торговавшие цветами, тихо говорили, понимая, вероятно, что его не следует беспокоить, отвлекать. Там он умер. Убили его сапожным ножом. Того, кто убил его, убили позже, на зоне. Ему забивали в голову гвозди до тех пор, покуда он не увидел стоявшего рядом с ним Танатоса, произнесшего в момент, когда его заметили, следующие слова: "Ты вовлекаешься в игру присутствия и отстутствия". "Вытащи из моей головы гвозди" - сказал тихо его узревший. "Нет. - Ответил тот. "Этого я не сделаю потому, что мне безразлично, есть ли у тебя в голове гвозди или их нет".