Восстание

Все было смутно, непонятно, и Гайде страшно хотелось затеять с Колчаком серьезный политический разговор, чтобы разгадать мысли и планы адмирала. Однако Колчак был неразговорчив. Он либо отмалчивался, либо делал вид, будто озабочен только личными делами.

Гайда посматривал на Колчака, Колчак в задумчивости глядел в окно, и так в молчании они просидели за чайным столиком довольно долго. Гайда уже даже решил было, что вызвать адмирала на серьезный разговор не удастся, как вдруг Колчак заворочался в кресле, вздохнул и спросил:

— А как идут дела на фронте? Я очень плохо осведомлен о событиях…

— Все складывается вполне благоприятно, — оживившись, ответил Гайда. — Есть постановление союзного командования о том, чтобы чешские войска не покидали Сибири. Им объявлено, что тоннажа для их перевозки во Францию нет и что в их интересах продолжать борьбу против большевиков, пробиваясь к Архангельскому порту, занятому американскими войсками. Там, на севере, прибыло новое и значительное пополнение американских войск, здесь, в Сибири, спешно формируются и отправляются на уральский фронт русские отряды. Все это каждый день увеличивает противобольшевистские силы.

— А руководит операциями на фронте омское правительство? — спросил Колчак.

— Да, в некоторой степени… — сказал Гайда. — Омское правительство пока, правда, больше руководит работой в тылу. Им произведена мобилизация молодых солдат, формируются воинские части.

— А кем объединяется командование русскими и чешскими войсками? — спросил Колчак как бы между прочим.

— Объединенного командования всеми войсками еще нет, — ответил Гайда. — На тех участках, где русских войск больше, командуют русские военачальники, где больше чешских, — чешские.

— Это плохо, — сказал Колчак. — Вести борьбу без объединенного командования нельзя. Пусть хоть по оперативным вопросам, но оно должно быть. Сражающаяся армия должна иметь одну волю, а не десять воль…

— Да-да, конечно, одну волю, — поспешил согласиться Гайда. — И я надеюсь, что вопрос о едином командовании будет скоро улажен. Сибирское правительство, несомненно, войдет с нами в соглашение… Гайда помялся и прибавил: — На пост главнокомандующего объединенными войсками на фронте выдвигают мою кандидатуру. Как вы отнеслись бы к такому назначению?

Правая щека адмирала дернулась, словно от укуса комара. Он отвел глаза в сторону и сказал:

— Командование должно принадлежать тому, чьих войск больше на фронте. Я не знаю состава чешской и русской армий. Если чехи более организованы и в стратегическом отношении имеют большую ценность, то общее командование может принадлежать чехам — может быть, вам… Однако, если соотношение сил изменится в пользу русских, то должно быть русское командование. Иначе вопрос решать нельзя…

— Я тоже так думаю, — сказал Гайда. — Но ко мне это не имеет отношения, я дал согласие перейти на службу в русскую армию.

— Дали согласие? Кому? — спросил Колчак и беспокойно взглянул на Гайду.

— Председателю совета министров сибирского правительства Вологодскому. Кстати, он сейчас введен в состав директории. Мы встретились во Владивостоке. Он сейчас там улаживает дела с местными властями, — сказал Гайда и усмехнулся. — Там пять властей — консульский корпус, Хорват, Лавров, коллегия чиновников, земство…

Колчак, казалось, совсем забыл о том, что он случайный пассажир в этом поезде, пассажир, едущий по своим личным делам — разыскивать потерянную семью. Он слушал Гайду с какой-то сердитой настороженностью, точно каждое слово, сказанное чешским генералом, касалось непосредственно его — адмирала в штатском платье.

— И Вологодский предложил вам пост главнокомандующего?

— Да. Сейчас я еду в Екатеринбург, чтобы пока вступить в командование 3-й сибирской армией, но телеграмма в совет министров уже послана. Вологодский настаивает, чтобы немедленно был издан указ о моем назначении главнокомандующим, а генерала Иванова-Ринова просит назначить военным министром…

— Вот как… — сказал адмирал. — А кто же вместо вас будет в чешском корпусе?

— Генерал Сыровой. В сущности мы оба были с ним на одном положении: он командовал Западным фронтом, я — Восточным. Теперь Восточного фронта нет — Владивосток занят.

— Это интересно, — сказал Колчак, прошелся по вагону и остановился у окна.

Высокий, худощавый и прямой, как доска, с белым мертвым пробором в гладко причесанных волосах, он стоял спиной к Гайде и, словно обдумывая все, что рассказал тот, смотрел в окно на высохшие унылые болота, серой полосой протянувшиеся в низине, мимо которой проходил поезд.

«Почему его так встревожило мое предполагаемое назначение, — думал Гайда, глядя в плоскую спину адмирала. — Нет, конечно, он не частным человеком едет в Омск… Тайна ли для него то, о чем мне говорил Пепеляев?»

Колчак вдруг круто повернулся от окна и снова подошел к чайному столику. Лицо его было спокойным, только отчетливее выступили брезгливые складки около губ да побледнел подбородок.

— Вы говорили о сибирском правительстве, но ведь теперь всероссийским правительством объявлена директория, — сказал он. — Что вы знаете о ней?