Восстание

— Мм-да, — хмыкнул Волков и на мгновение остолбенел. Лицо его приняло такое выражение, словно он с разбегу ткнулся лбом в забор. — Как прикажете… А мы вас тут ждали…

Потом полковник тяжело вздохнул, и адмирал почувствовал сильный запах сивухи, как будто к самому носу его поднесли наполненный водкой стакан.

— Прощайте… — поспешно сказал Колчак.

— А то бы без всякой канители на квартирку? А? И за работу, ваше превосходительство… — сказал Волков упрямо и таким тоном, словно не придавал никакого значения словам адмирала о поездке к Деникину. — Поехали бы, право…

— Нет-нет, не нужно, — уже сердито проговорил Колчак. — Прощайте, прощайте… Если понадобится квартира, тогда дело другое, тогда непременно к вам обращусь…

Адмирал повернулся и быстро пошел прочь от пьяного полковника. Волков же щелкнул шпорами, круто кивнул головой, задержав на некоторое время подбородок прижатым к груди, и сказал уже в спину адмирала:

— Счастливо оставаться, ваше превосходительство…

«Черт знает, что такое, кричит бог знает о чем, — в сердцах думал адмирал, шагая через рельсы к своему поезду. — Дурак и к тому же пьян… Не понимает, что такими разговорами может все испортить. Услышит кто-нибудь, а потом расхлебывай…»

Однако, отойдя подальше в полумрак станционных путей, заставленных эшелонами, Колчак успокоился и даже повеселел. Слова Волкова подтвердили правоту Гайды. Видимо, директория действительно имела мало сторонников и главная сила в Омске — казаки, составляющие основу гарнизона, — была не на ее стороне.

Колчак понял, что почва для переворота уже подготовлена, что директория, не успев родиться, обречена на гибель и что в пользу диктатуры уже ведется работа.

«Недаром Стевени предупредил Волкова о моем приезде, — думал он. — Но я об этом ничего не знаю. Все должно делаться помимо меня. Зачем Волков кричит на каждом перекрестке… Может быть, хочет, чтобы я раскрыл свои карты и сам предложил себя в диктаторы? Остолоп!»

6

Весть о том, что бывший командующий Черноморским флотом вице-адмирал Колчак приехал из-за границы в Омск, облетела все военные штабы. Узнал об этом и командующий армией директории генерал Болдырев, узнал и тотчас же пригласил адмирала к себе.

Неожиданный приезд Колчака в столицу Сибири обеспокоил Болдырева. Он знал о том, что в некоторых кругах все чаще поговаривают о неизбежности переворота, и побаивался, как бы чающие диктатуры офицеры не сделали адмирала своим вождем. Колчак же, получив неожиданное приглашение к главнокомандующему армией директории, совсем растерялся и помрачнел. Приглашение казалось ему зловещим. Он боялся, что цель его приезда в Омск разгадана и что Болдырев зовет его совсем не для дружеской беседы. Однако приглашение было получено, отказаться от него или уклониться Колчак счел невозможным и, скрепя сердце, отправился к Болдыреву.

Полевой штаб командующего армией был размещен в вагонах и стоял на станции неподалеку от поезда Гайды.

Дождь все продолжал моросить, и между станционными путями плыли мутные лужи. Шагая, как цапля по болоту, Колчак добрался до штабного поезда в настроении самом скверном и тревожном. Он ничего доброго не ожидал от встречи с Болдыревым и заранее готовился ко всяким неприятностям.

Однако, к удивлению Колчака, встречен он был, как гость. Дежурный офицер, видимо, заранее предупрежденный о приходе адмирала, рассыпаясь в любезностях, немедленно и без всякого доклада провел его прямо в кабинет командующего.

Это был небольшой салон-вагон с простенками, сплошь увешанными картами и военными схемами, да с маленьким столиком, окруженным многочисленными креслами.

За столиком сидел человек средних лет, одетый в военную защитного цвета форму без погон и всяких украшений. В лице человека не было ничего примечательного — может быть, поэтому оно показалось адмиралу странно знакомым, хотя он твердо знал, что никогда прежде с Болдыревым не встречался. Болдырева Колчак действительно никогда не видел, но за свою жизнь видел много офицеров генерального штаба царской армии и ему была знакома их внешность — это выражение выработанного долгой тренировкой спокойствия, предупредительности и в то же время некоторого высокомерия.

Болдырев поднялся навстречу Колчаку и, поздоровавшись с ним, как со старым знакомым, указал на кресло.

— Прошу покорно, — сказал он и сел напротив за столик, положив руки на стекло, под которым зеленела расчерченная топографическая карта.

Движения Болдырева были скупы и размеренны, словно он когда-то давно заучил их на всю жизнь и теперь воспроизводил чисто механически, как автомат, лишенный нервов, души и сердца.

— Узнал, что вы приехали, и решил обеспокоить вас своим приглашением, — сказал он без тени выражения в пустых глазах. — Прежде всего хотел познакомиться с вами, а потом — узнать ваши намерения. Что вы предполагаете делать в Омске?

— О, в Омске я не пробуду и нескольких дней, — с улыбкой ответил Колчак. — Я здесь только проездом, как частное лицо… — И адмирал коротко рассказал все то, что он рассказывал всем о своей поездке на юг к Деникину для розыска семьи.