Восстание элит и предательство демократии

Видение Бога у Эдвардса не имеет никакого сходства с благост­ной отеческой фигурой, созданной, согласно Фрейду, инфантильны­ми человеческими существами из их бессознательной потребности быть зависимыми. Бог у Эдвардса "абсолютно совершенен и беско­нечно премудр и источие всякой мудрости", и, стало быть, так "подо­бает, … чтобы Он Себя содеял своим концом и что ищучи этого кон­ца взял себе за правило не что иное, как лишь собственную премуд­рость, не испрашивая позволения или совета ни у кого". Фрейд, по­добно Кратчу, исходит из положения, что религия отвечает на по­требность в зависимости, тогда как Эдварде говорит напрямую с теми, кто горделиво отрицает л(обую такую потребность – кого на самом деле раздражают любые напоминания об их зависимости от некоей силы превыше их собственного контроля или, по крайней мере, пре­выше контроля человечества вообще. Таким людям бывает трудно признать справедливость и благо за этой высшей силой, когда мир столь очевидно исполнен зла. Им бывает трудно примирить свои ожидания мирских успехов и счастья, так часто сводимых случайно­стями на нет, с мыслью о справедливом, милосердном и всемогу­щем Создателе. Неспособные помыслить такого Бога, который не рассматривал бы человеческое счастье концом и началом творения, они не могут принять основной парадокс религиозной веры — что секрет счастья кроется в отказе от права быть счастливым.

Что делает современный темперамент современным, следова­тельно, это не то, что мы потеряли наше детское чувство зависимос­ти, но то, что имевший место всегда бунт против зависимости ныне особенно силен. Этот бунт не нов, как напоминает нам Флэннери О'Коннор, когда замечает, что "случаются длинные периоды в жизни всех нас … когда истина, данная в откровении веры, ужасна, наруша­ет эмоциональное равновесие, просто отвращает. Тому свидетельст­во – темная ночь души у некоторых святых". Если ныне весь мир, кажется, пробирается сквозь темную ночь души, то это потому, что обычный бунт против зависимости, похоже, санкционирован самим нашим научным контролем над природой, тем же самым прогрес­сом науки, якобы уничтожившим религиозное суеверие.

Те чудесные машины, которые наука сподобила нас соорудить, не уничтожили тяжелого труда, как Оскар Уайльд и другие лжепро­роки столь уверенно предрекали, но они нам дали возможность пред­ставить, что мы господа над собственной судьбой. В век, вообража­ющий себя лишенным иллюзий, это та единственная иллюзия, иллю­зия господства, которая остается живучей как никогда. Но теперь, когда мы начинаем постигать границы нашего контроля над природ­ным миром, это та иллюзия – еще раз припомним Фрейда, – буду­щее которой вызывает весьма большое сомнение, иллюзия, во вся­ком случае, более проблематичная, нежели будущее религии.

ПРИМЕЧАНИЯ:

¹

К гл. I:

¹ Размытость понятия не дает возможности политикам достиг­нуть согласия по поводу означения меньшинств, имеющих право на компенсацию за историческое угнетение. Представители социаль­ных наук впервые заговорили о меньшинствах, в нынешнем смысле этого термина, в эпоху "Нового курса". Они подразумевали группы, "отбираемые и выделяемые как встречающие к себе неравный под­ход", по определению Луи Уирта. Тогда как национальные меньшин­ства в Европе в целом порочились как агрессивные и враждебно настроенные, американские меньшинства виделись скорее как жерт­вы, нежели как хищники. С самого начала, таким образом, статус меньшинства давал тем, кто мог на него притязать, определенный моральный и политический рычаг. Если "простой факт общей не­приязни и есть то, что определяет меньшинство как группу", разви­вали свою точку зрения Арнолд и Кэролайн Роуз, то моральное пре­восходство неизменно приходится на сторону "меньшинства" (даже если статистически оно составляет большинство населения). Давле­нию, оказанному в целях расширения категории, с последовавшей утратой ее четких границ, было невозможно противостоять. К 70-м она включала не только различные расовые и этнические группы, но и женщин (за тем исключением, когда они лексически различались бессмысленной формулировкой "женщины и меньшинства"), гомо­сексуалистов и группы (например, глухие), прежде определяемые социологами как "отклоняющиеся".