Восстание мазепинцев

Шведский официальный биограф Карла XII Г. Нордберг в своих заметках за октябрь 1707 год сообщал о посланце от гетмана к королю С. Лещинскому с союзническими намерениями, «если он достанет поддержку и помощь от шведского короля, шесть или семь тысяч московитов, которые находятся в окраине его постоя, он легко ликвидирует и тем способом положит помост для шведов»[120]. Т. е. мы видим, что «намеренное дело» гетман готов начать, но по указанию не польского короля, а Карла XII. Поскольку Зеленский в январе 1708 года прибыл к Батурину с ответом от Лещинского, то становится понятным, о чем он вел разговоры с И. Мазепой в сентябре и чьи задачи выполнял. Посланца видел в Варшаве турецкий посол, которому С. Лещинський радостно похвалился, что гетман будет помогать ему, когда Порта пришлет на помощь полякам орду[121]. Однако польский король, вербуя союзников и настраивая Карла XII в своих интересах побыстрее идти в поход на Москву, несколько преувеличивал свою миссию с помощью шведов восстановить большую Речь Посполитую.

РИС. 14. Герб Батурина.

10 октября 1707 года при затворенных дверях в Киеве И. Мазепа[122] с полковниками, как передает в своем доносе В. Кочубей свидетельство полтавского писаря, читали «Пакта Комиссии Гадяцкое»,[123]

т. е. изучали договор о федеративном союзе с Польшей 1658 г.

Надвигалась война, и, разумеется, украинские вожди изучали всяческие варианты дальнейшего развития событий. И они не спешили определяться. Сам И. Мазепа говорил П. Орлику, что решающий шаг не сделает до тех пор, «пока не увижу, с какою потенциею Станислав к границам украинским прийдет и якие будут войск шведских в государстве московском прогресса»[124].

Зеленский, привезший на второй день после Рождества[125] 1707 года в Батурин универсал Станислава Лещинського, «в яком он мужество и храбрость и отвага Войска Запорожского похвалял, расширением и примножением прав и вольностей обнадеживал и отческим сердцем под свою протекцию целый народ пригорнуть обещал»,[126]

поехал в Винницу без письменного ответа, вероятно, с устным отказом относительно условий «протекции». Так как С. Лещинский старался еще раз убедить Мазепу перейти на сторону шведского короля и возвратить под власть Речи Посполитой через посланца Тарла, который 9 июня 1708 г. прислал ему свое письмо. Но гетман 23 июля дал автору предложения ответ, в котором вторично скептически оценил предложенное, так как, дескать, польский король сам чувствует себя невольником при шведском дворе[127].

Шведская армия осенью 1708 года не имела никакого конкретного договора с мазепинцами, даже обмена информацией о согласовании действий. Хотя Карл XII и знал через Лещинского о намерениях И. Мазепы порвать с Москвой,[128] все же проявил пассивность в установлении с ним прямого контакта,[129]

что заставило осторожного гетмана, особенно в связи с доносом В. Кочубея, просачиванием информации из окружения польского короля, прекратить всяческие тайные попытки узнать планы вероятных союзников, вести с ними переговоры. В сентябре 1708 года в письме к Карлу XII Лещинский даже принимает во внимание возможность выступления гетмана с казацким войском против них[130].

Не случайно, узнав о том, что Карл XII повернул в Украину, Мазепа вспыльчиво воскликнул в кругу своих приближенных: «Диявол его сюда несет! Все мои интересса превратит, и войска великороссийские за собою внутрь Украины впровадит на последнюю оной руину и нашу погибель!»[131] Вынужденным такое решение было и для Карла XII, который планировал идти прямо на Москву[132]. Проходя через выжженные русской армией территории шведское войско оказалось в безысходности — начался голод. 11 сентября 1708 года возле села Старищи Карл XII, который обычно не совещался с ближайшим окружением, привел в удивление подчиненных вопросом: куда идти?

«Король вошел однажды в мою палатку, и сказал, чтобы я посоветовал ему, каким бы образом двинуть дальше армию, — написал в своих воспоминаниях генерал-квартирмейстер А. Гилленкрок. — Я отвечал: „Не зная плана Вашего величества и предполагаемой Вами дороги, я не могу сообщить и своего мнения“. Король отозвался, что у него нет ни какого плана»[133].