Восстание на Боспоре

– Я готов! – отозвался понятливый Дорилай. – Беги, стратег, на корабль, твоя жизнь нужна Митридату, но не возвращайся, так как, если ты приведешь сюда не только воинов, но и гребцов с кораблей, этого будет слишком мало, чтобы одолеть всех рабов города!.. Отплывай скорее и передай Митридату, что Дорилай свой долг выполнил!.. Р-раз! Р-раз!..

Железо с хряском рубило кости и мягко входило в трепещущие тела тех, кто умирал за свободу.

Воины Дорилая были построены в неподвижную фалангу и перегородили улицу. Нужно отдать должное выучке и выдержке понтийцев. Они беспрекословно исполнили приказ и решили стоять насмерть.

– Братья мои! – обратился к ним Диофант взволнованно. – Через полчаса подоспеет помощь! А ты, Дорилай, кроме того, получишь должность тысячника и надел земли с рабами! Я сказал!

Диофант, объятый ужасом Бритагор, а с ними кучка воинов-телохранителей бежала с поля битвы, спеша найти спасение на борту кораблей.

Они не знали, что события этой ночи не могли миновать и порта с его кораблями. Увидев впереди снующую толпу людей, Диофант принял их за своих воинов и хотел окликнуть. Но его предупредило появление странной фигуры, которую в темноте трудно было разглядеть. Херсонесец Бабон уже занес было меч над головой неизвестного, но тот рухнул на землю и слабым голосом произнес:

– Спасите, не оставляйте меня!.. Это я – Бесс с «Арголиды»!.. Гребцы восстали!.. Они грабят и убивают!

Сказав это, Бесс застонал и испустил дух.

Положение стало безнадежным. Но Диофант был человеком дела. Он лучше и быстрее соображал на поле сражения, с глазу на глаз со смертью, нежели в приемных залах царей и вельмож. Он схватил за руку полумертвого от страха Бритагора и, приказав остальным не топать громко ногами, быстро побежал в соседний переулок.

Глава третья.

Фарзой

1

Пифодор, при всей своей осторожности и расчетливости, любил дерзкие предприятия, ибо того, что называется боязнью за свою шкуру, у него не было. Когда надо, он бросался смело в любую опасность, находя наслаждение в обстановке тревоги, ему нравилось играть острием ножа, о который легко обрезаться. И наоборот, в атмосфере благополучия и бездеятельности становился мнительным и робким, быстро начинал болеть серой болезнью скуки.

После беседы с Табаной и Лайонаком на могиле Борака он решил сделать все зависящее от него, чтобы выручить из рабской доли плененного Фарзоя. Чутье прожженного искателя приключений не обманывало его. В громовых раскатах, доносившихся из восточной Тавриды, он слышал нечто такое, что могло сыграть немалую роль в его судьбе.

Болтаясь на своем судне в волнах Черного Понта, он сидел в сырой каюте, тянул вино маленькими глоточками и обдумывал разные способы освобождения князя, один смелее и фантастичнее другого. Следуя за кораблями Диофанта, он ночью оказался в виду боспорской столицы. Дым пожаров, осветивших Пантикапей зловещим светом, толпы на улицах и муравьиная суета позволили ему понять, что рабский заговор, о котором он уже немало слыхал, перерос в восстание. Бунт охватил столицу Спартокидов.

Буйной радостью забилось сердце пиратского вожака. Сам беглый раб, ненавидящий хозяев, отдавший жизнь бесстрашному ремеслу скитальца и морского разбойника, он горел боевым задором, если речь шла о разрушении хозяйских имений и уничтожении самих хозяев. Эта неутолимая жажда мести тому миру, который поработил его, отверг его притязания на настоящую человеческую жизнь, была истинным толкачом в его рискованных предприятиях.

Увидев, как пылают дома пантикапейских богатеев, как рабы толпами штурмуют царские склады, лавки и винные подвалы, Пифодор не выдержал и заплясал на палубе от восторга. Показывал пальцем на огни и кричал:

– Это лишь начало!.. Ломай, жги!.. То ли еще будет!..

Тавры, сидя за веслами, смотрели на неистовое веселье Пифодора серьезно и внимательно. Они видели в нем некий демонический ритуал, связанный с почитанием духов моря и разрушения.

В глазах своей команды Пифодор был провидцем и заклинателем. Он умел заговаривать волны и безошибочно угадывал, откуда и когда появится опасность. Ему верили. И теперь, когда он направил корабль прямо в гавань, никто не назвал его поступок безумным. Раз Пифодор так решил, значит, так лучше. Он знает, что их ожидает, и зря на рожон не полезет.

«Евпатория» на всех веслах с пиратской стремительностью вошла в гавань Пантикапея.

– Вот стоит «Арголида», – показал родосец. – Ручаюсь головой, что ее экипаж на берегу и пьян. Подходи борт к борту. Сейчас посудина будет наша!

Борта глухо стукнулись. «Арголида» покачнулась от удара. На палубе показались стражи, они сердито окликнули:

– Кто там?.. Или пьяны, что лезете на судно самого Диофанта?.. – Но тут же умолкли, пораженные стрелами и дротиками морских разбойников.

– Расковывай рабов! – распоряжался Пифодор. – Эй, гребцы! Свобода! Рви цепи, бей надсмотрщиков! Эге-гей!