Восстание Весперов

Катерина одевалась, как мальчишка — в широкую грубого сукна тунику и мужские, отрезанные по колено, штаны. Ее коротко остриженные темные волосы постоянно падали на глаза, но она, казалось, ничего не замечала. Разбирая глобус на части, ее тонкие длинные пальцы работали, как инструмент — быстро и ловко — словно проделывали этот фокус уже сотни раз. Уйдя с головой в работу, Катерина самозабвенно отвинчивала болты, гайки и пружинки. Удивительно, но Гидеон без всякого сожаления наблюдал за занятием дочери, несмотря на то, что она до последнего винтика разобрала их семейную реликвию и подарок деда.

Эта девочка тоже напоминала ему самого себя — подростка, с жадностью первопроходца набрасывавшегося на все, что можно разобрать на части, что состоит более, чем из одного цельного куска. Каждый из них — и отец когда-то, и дочь сейчас, — испытывали невыразимое удовлетворение, утоляя голод ученого-естествоиспытателя.

Он медленно вышел из тени. Оливия первая заметила его. Он, затаив дыхание, залюбовался ее красотой — как в тот день, когда увидел ее впервые. Она была все так же хороша и желанна, как и двадцать пять лет назад. Длинные упрямые локоны ее были черны, как полночь; яркие зеленые глаза все так же лучисты; взгляд непреклонен и прям. Гидеон не раз ловил себя на мысли, что лучшее в его детях было от Оливии. Она, также как Джейн, всегда умела разглядеть красоту и неповторимость в том, что ее окружало — будь то крыло обыкновенной бабочки или невесомая парящая в воздухе былинка. Пальцы ее были такими ловкими и умелыми, что она, как и Катерина, умела сама починить любую вещь в доме, орудовать инструментом не хуже иного плотника, а мечом — наравне с рыцарями.

Но в минуту опасности она была похожа на Лукаса. Она преображалась и становилась проницательной и беспощадной, как змея. Она бесстрашно бросалась на любого, кто угрожал ее семье, и взгляд ее немигающих зеленых глаз был страшней взгляда гадюки.

Как и Томас, Оливия была физически сильной и упорной. Она могла лбом расшибить любую дверь, разве только ей еще не приходилось в буквальном смысле биться головой об стену. Обычно, чтобы добиться своего, ей хватало одного взгляда. Этот взгляд открывал любые двери, смягчал сердца и отвращал врагов.

Она небрежно сдула упавшую на лицо непослушную прядь и уперлась руками в бока.

— Ну что, Гидеон Кэхилл? Если вы закончили дела с его светлостью, то, может быть, теперь снизойдете и поможете мне справиться с кучей этих неуправляемых детей?

— Папа! — вскрикнула Джейн, расплываясь в улыбке.

Она все-таки поймала свою бабочку и бежала к нему, держа ее в сложенных лодочкой ладонях.

— Смотри, что у меня! — весело подпрыгнула она. — Можно я разрисую ей крылышки?

— Нет, дитя мое, — Гидеон с трудом сдерживал улыбку, — иначе это крохотное создание может серьезно заболеть.

— Но она тогда станет еще красивее! Намного красивее! — кричала Джейн.

Катерина подняла голову и презрительно фыркнула, на секунду оторвавшись от препарированного и вывернутого наизнанку глобуса.

— Не будь такой дурочкой, Джейн. Ты своим «искусством» готова замазать весь мир, — высокомерно сказала она и снова вернулась к работе.

— А вот и нет! И я не дурочка! Правда, Люк? Скажи ей!

Гидеон не переставал удивляться тому, как сильно Джейн боготворила своего старшего брата. А впрочем, в этом была вся Джейн — она видела красоту и добродетель во всем, даже в некрасивом и дурном. И хотя весь его вид выдавал презрение к происходящему — как он, Лукас, среди бела дня, занимается этой грязной физической работой? — в глазах его мелькнула улыбка. Он преувеличенно строго покачал головой и, сдвинув брови, с укором посмотрел на Катерину.

— Нет, милая Джейн, не слушай никого. Во всяком случае, от искусства не больше вреда, чем от страсти разбирать на части семейные реликвии.

Катерина почувствовала, как уши ее начинают краснеть.

— Я его снова соберу!

— Так же, как ты в прошлом году заново собрала мельницу? — язвительно спросил ее Лукас. — Мы из-за тебя месяц сидели без муки.

Услышав это, Томас, насупил брови, засучил рукава и пошел на Лукаса.

Несмотря на разницу в десять лет, Томас не давал покоя своему старшему брату и все время приставал к нему, задирал и лез драться. Лукас слегка побаивался его и старался не связываться с драчуном.

— Не смей так разговаривать с ней! Ты понял, Люк?

— Хватит! — закричала Оливия. — Никаких драк за обеденным столом!

Это было глупо и смешно. Стол был вынесен в сад, и никакого обеда пока не предвиделось. Но дети разом смолкли. Потому как главный закон семьи гласил — никаких ссор за столом. Это зона перемирия и «водопоя».

— А теперь, — приказала Оливия, — давайте-ка приведем его в порядок и почистим как следует. И никаких ссор! — сказала она и посмотрела в сторону Гидеона.

— Мать права, — твердо сказал он, заняв свое место у стола. — Но сначала, дети, соберитесь, пожалуйста, и подойдите все сюда. Мне надо сказать вам что-то важное.

Дети сразу же смолкли и безропотно подошли к отцу. Так он еще никогда не говорил с ними. Этот тон и глухой слабый голос испугали их.