Восставшая Луна

Он покажет простой фокус с силой тяжести. Быстрый, ловкий и неизменно вводящий в заблуждение зрителей. Продемонстрируй колоду, переверни, обрати внимание на карту – «тяжелую» карту – и несколько раз сними. Перемести «тяжелую» карту в нижнюю часть колоды. Выровняй. Он вкладывает «тяжелую» карту под верхнюю, разворачивает колоду веером. Сила тяжести делает так, что «тяжелая» карта оказывается внизу.

Это дело двух, может, трех секунд. Трюк в трюке готов. Все прочее – подача: представление, болтовня, маскировка. Трюковый трюк трюкачества состоит в том, что жертва всегда смотрит не туда, куда надо.

– Ладно, теперь прикоснись к карте. Любой, какой захочешь.

Колода Робсона выглядит неряшливо, уголки обтрепались, и наблюдается перевес в сторону карточной аристократии: много старшей масти, бубновой и червовой. Так ему повезло при разделении. Дариусу Маккензи, где бы он ни находился, достались младшие трефы.

– А теперь я покажу тебе эту карту, – не переставая болтать, Робсон делит колоду, выравнивает две половинки и подсовывает «тяжелую» карту под выбранную. Показывает пылевичке половину колоды с «тяжелой» картой внизу. – Посмотри на эту карту пять секунд. Мне надо, чтобы ты смотрела пять секунд, потому что за это время карта отпечатывается на сетчатке глаза. А я собираюсь считать ее именно с сетчатки. Готова?

Может, эта женщина – закаленный вакуумом, загорелый от радиации ветеран, но она кивает, неуверенно и нервно. Все это – часть трюка: подача. Робсон опять собирает колоду и смотрит ей в глаза. Раз, два, три, четыре, пять.

– Я читаю по твоим глазам: это бубновая королева, – говорит он.

Разумеется, бубновая королева.

– Разве это не круть? – говорит Цзяньюй. – Ну, круть же, правда?

– Как ты это делаешь? – спрашивает пылевичка.

– Первое правило магии, – отвечает Хайдер, – никогда не спрашивай фокусника, в чем суть его трюка.

Пылевичка присылает им две орчаты и печенье. Два друга едят, пьют и болтают неуклюжими тощими ногами.

Глава седьмая

Алексия никогда раньше не видела заббалина. И вот перед ее дверью стоит отряд, и одна из них, молодая женщина в мешковатых шортах цвета хаки, тяжелых ботинках и майке без рукавов, вскидывает руку.

– Тебе туда нельзя.

– Это моя квартира.

У заббалинки копна дредов, лент и бус, вплетенных между локонами, убранных с лица и скрепленных заколкой. Тонкие браслеты на руках, бусы – все покачивается туда-сюда. Фамильяр – череп, усыпанный драгоценными камнями.

– Там небезопасно, амига. Там зараза.

– Чего? – изумленно переспрашивает Алексия, а потом еще один заббалин – по-лунному высокий юноша в таком же разбойничьем наряде – появляется в дверях, ведущих на ее балкон, катя перед собой тележку с электродвигателем. Его фамильяр – череп, утыканный длинными шипами.

– Теперь все чисто.

– Какого хрена вы делали в моей квартире… – начинает Алексия и внезапно видит, что лежит в тележке. Птички, сотни птичек, жестких и твердых как пули. С ярким зелено-золотым оперением, с красными пятнышками.

– Вы убили попугаев! – кричит Алексия.

Отряд из четверых заббалинов искренне не понимает, в чем проблема.

– Таковы правила, сеньора, – говорит парень с тележкой.

– Неконтролируемое присвоение ресурсов, – уточняет заббалинка с дредами.

– На нас давили, велели с этим делом покончить, – признается третий, очень темнокожий, неопределенного пола, с искусственными шрамами вдоль рук и под глазами. Его фамильяр – пламенеющий череп.

Наверное, заббалины просто любят черепа.

– Пожалуйста, отойдите, – просит четвертый заббалин – средних лет, с выбеленными радиацией проплешинами в рыжей шевелюре и черными пятнами свежих меланом посреди россыпи веснушек. Он открывает титановый контейнер. Комнату окутывает туман, который затем сгущается. Дымок клубится над его головой и вливается в контейнер. – У нас у всех есть иммунные коды, но время от времени происходит программный сбой. Убить не убьет, но зашибись как больно. – Он закрывает крышку над бурлящей и шипящей черной жидкостью. Это не дым. Это боты. Заббалины выследили попугаев с помощью тысячи дронов-охотников размером с мошек.

– Счастливого вам дня, сеньора, – говорит девушка с дредами. Заббалины весело уходят по улице.

– Птички! – кричит Алексия, оставшись в одиночестве в своей квартирке. – Птички!

Она находит в холодильнике подпорченные фрукты и выставляет на балкон. Сидит и пьет чай, не сводя глаз с переспелой гуавы. Но среди контрфорсов не мелькает яркий цвет, краем глаза она не замечает трепыхания крыльев, и в воздухе не слышен щебет.

– Ублюдки, – говорит Алексия Корта.

Кое-что Алексия заимствует у заббалинов: их стиль. Принтер выплевывает новые вещи в лоток. Как здорово скинуть с себя все эти вычурные и тесные шмотки в стиле 1940-х, которые она вынуждена носить, будучи Железной Рукой. Шорты, ботинки, майка, не слишком облегающая. Такое она носила дома, когда была Королевой Труб.

А еще это прекрасная маскировка.