Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

женщины лет сорока — Марты и трех девочек школьного возраста. Старик

выходил на улицу крайне редко, я видела его буквально пару раз и не могу

сейчас вспомнить его лица. Девочки куда-то уходили на весь день, а Марта

работала на квартире у соседки. Марта — достаточно высокая женщина, была

всегда одинаково и очень чисто одетая. Она носила светлую блузку, темный

жакет и юбку, довольно длинную. Я ни разу не видела на ней фартука или платка,

что удивительно, поскольку она работала на дому. У нее были темные, гладко

зачесанные назад волосы, собранные в узел на затылке. Она напоминала мне

мою бывшую учительницу, которая занималась со мной еще до революции.

Наверное, поэтому я так хорошо ее и запомнила. Она держалась прямо и этим

существенно отличалась от всех встреченных мною немцев, в которых

чувствовалась какая-то затравленность и даже страх. По- русски она не говорила,

но знала несколько фраз и хорошо понимала то, что ей говорили. Не знаю, чем

она кормила свою семью, но с кухни регулярно исчезали картофельные очистки.

Буфет я не закрывала, точнее, он не закрывался (в дверцах разбиты стекла), но

ни разу не пропали продукты. Я давала ей картошку и кое-что из того, что ели

сами: она не отказывалась и предлагала отработать. В ее услугах я не

нуждалась, но кое-что она для меня делала. Например, штопала белье и учила

меня этому. У нее это получалось замечательно. Удивлялась тому, что я не

крахмалю постельное белье и не укладываю волосы. Уверяла, что муж должен

всегда видеть чистоту в доме и красивую жену. Я соглашалась с ней, кивала в

ответ, но находила это излишним. Сейчас понимаю, что это действительно очень

важно и стоило у нее поучиться. Она пробовала дарить мне некоторые вещи, чем

ставила меня в неловкое положение: брать даром я считала бессовестным, а

платить как следует тогда не могла. Марта уверяла, что ей не нужны эта платья,

потому как она все равно уезжает, и даже одно из них очень ловко перешила

Люсе, моей дочке. Расплачивалась я как могла, продуктами. Но продолжалось

все это недолго. Однажды все они исчезли. Наверное, уходили рано утром,

потому что Марта не зашла проститься. В подвале на стенах остались какие-то

надписи, муж пытался разбирать, но понял только несколько слов. Под текстом

были имена и напротив них даты смерти. Все такое разное у разных народов, но

форма этой страшной фразы одна на всех языках: имя, черточка, дата...

Немецкие дети

Когда мы спрашивали наших собеседников о немцах, многие начинали

говорить прежде всего о детях, вспоминали конкретные имена, рассказывали

разные истории и всегда подчеркивали отличие немецких

детей от их советских сверстников. «Очень вежливые, корректные, всегда

здороваются. С их стороны не было случаев хулиганства или нецензурной брани.

Одеты простенько, в рубашку и штанишки, но всегда отглаженные» (Петр

Яковлевич Немцов). «Немцы хорошо одевали своих детей, несмотря на то, что

сами одевались скромно, даже бедно,^— вспоминает Тамара Яковлевна

Загородная. — Платочки, белые гольфы, уложенная прическа на голове — все

это внешне отличало немецких детей от наших».

Вежливость и аккуратность немецких детей достигалась, по единодушному

мнению наших переселенцев, строгостью и даже некоторой суровостью

150

воспитания. Николай Иванович Чудинов из Краснознаменска сделал такой вывод,

наблюдая за своей соседкой Мартой:

У нее каждое утро дети плачут, кричат. Мы ее спрашивали: «Марта, что у

тебя дети каждое утро плачут? Что ты с ними делаешь?»— А она: «Ну как же. Вот

ему надо вставать вовремя, надо умыться, постель убрать, а он не успевает. Мне

же некогда». Вот она, чтобы управляться, поддает ему, порет. Уже с такого

возраста они приучают к порядку. Мы своих детей так не воспитывали.

Но не все дети выглядели чистыми и ухоженными. Наталья Павловна

Снегульская говорила нам, что .было очень много детей бездомных: «Они по

подвалам жили и ходили просить милостыню — каждый день приходили. Потом

их постепенно собрали. Но они почему-то не хотели идти в детский дом. Были

голодные, худые, страшные».

Домашние дети и бездомные были обречены ежедневно искать себе

пропитание. Одним из распространенных способов заработка была торговля.

Валентина Ивановна Цапенко хорошо запомнила кенигсбергские «толкучки» тех

лет, а на них — немецких детей от трех лет и старше с пачками открыток или

другой мелочью в руках.

Девочек часто брали няньками к маленьким детям в советские семьи, как

правило, офицерские. Или в домработницы. Хотя и не этот мотив, как считает

Исаак Менделеевич Ф и ш б е й н, был главным:

— Немцев было жалко. Слезы текли, глядя на них. Мы даже взяли к себе

немецкую девочку лет четырнадцати-пятнадцати. Матильдой ее, кажется, звали.