Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

Копылова. — Там было весело, интересно. Все— жизнерадостные, с

праздничным Настроением. В выездных буфетах торговали конфетами,

шоколадом, спиртными напитками. Все строились в колон-

ну. Впереди директор с секретарем парткома и председателем профкома.

Пели, плясали. Ходили с детьми. Шли колонной до «Площади Трех Маршалов»,

мимо руин. На площади играл духовой оркестр. На трибуне стояли первый

секретарь обкома ВКП(б), другие руководители, представители промышленных

предприятий города.

В пропагандистской работе бывали и курьезные случаи, которые, впрочем, в

то время доставляли участникам немало переживаний. Рассказывает Серафима

Николаевна Огурцова из Краснознаменска:

— Когда работала в райисполкоме в Большакове, произошел такой случай. Я

готовила выставку: вырезала и наклеила портрет Сталина на картон, вставила в

рамку и прислонила сушиться. Случайно — вниз головой. Это заметил агент

НКВД, брат жены начальника нашего НКВД. Он меня стал ругать за это. Затем

меня вызвали в НКВД, расспрашивали про мое происхождение, национальность.

Рассказала я о своей матери, которая воспитывалась и была дружна с семьей

маршала Василевского: Думаю, что это меня спасло. Затем меня вызвал первый

секретарь райкома партии, а на партийном собрании мне объявили выговор.

После этого я стала очень бояться всего.

Таких историй случалось немало. Еще об одной из них рассказал Алексей

Ефимович Мальцев:

114

— Я немного рисовал, и комсорг нашего техникума поручил мне еделать

лозунг: «Все на выборы народных судей и заседателей!» В слове «заседателей»

я пропустил букву «с». Было поздно, плакат повесили, и я пошел спать. А под

утро тормошит меня комсорг, лица на нем нет. Я и не понял сразу в чем дело.

Быстро исправил, вот так и обошлось. А могло быть и хуже.

Нельзя сказать, что вера в непогрешимость Сталина была всеобщей.

— Как и многие люди, я тогда верил в Сталина, — продолжает рассказ

Алексей Ефимович, —I все было этим пронизано. Любой наш концерт начинался

с кантаты о Сталине. Но видели мы и то, что в жизни не так уж все хорошо, как

утверждала официальная пропаганда. Так, на своей шкуре многие знали, как

тяжело живет деревня. По рассказам старших ребят знали о «Завещании» В. И.

Ленина, где он давал характеристику Сталину и другим вождям.

Опасное это было знание: «Что творилось в верхах — нам было неизвестно,

— вспоминает Иван Егорович Д ы н и н, —мы могли только догадываться. Даже

было видно, но попробуй сказать, возмутиться. На другой день тебя бы не было

на свете. Раскассируют в два счета».

Глава 10. КУЛЬТУРА. ОБРАЗОВАНИЕ. РЕЛИГИЯ

В новой культурной среде. Королевский замок, храмы.

Шиллер с простреленным горлом. Девушка с веслом.

Культпросвет и прочее. На досуге. Народное образование.

Свобода совести по-калининградски

В новой культурной среде

Подавляющее большинство переселенцев имело весьма смутное

представление о том, как выглядит земля, на которой предстояло жить, о

немецкой культуре, о духовной среде, длительное время царившей в этих краях.

Немалую роль играло вошедшее за годы войны в кровь неприятие всего

немецкого. Вот почему первым переселенцам казалось, что вокруг них чужой

ландшафт, не те деревья, климат, иное небо, даже воздух какой-то не такой. Что

уж говорить об узеньких улочках, застроенных кирпичными домами с красными

черепичными крышами, о незнакомой архитектуре с ее готическим стилем. Все

непривычное, все чуждое русскому духу, русскому восприятию.

Вспоминает Анна Ивановна Рыжова, приехавшая семнадцатилетней

девушкой в разрушенный Кенигсберг:

—- Поразила особая мощь построек, твердость и неприступность. И в то же

время легкость через стремление ввысь. Мне трудно было понять это. Здесь

надо было родиться, вырасти. Другая психология, иное понимание вечности. В

первую очередь это ощущалось при взгляде на места священные — на кирхи,

костелы. Наши церкви, храмы добрей как-то, гостеприимнее. Строгость и

угловатость здешних соборов не соответствует нашему русскому характеру. Я

могла любоваться ими как произведениями архитектуры, но никак не

воспринимала в качестве места, где тебя поймут и поддержат. Внешний их облик

как бы предупреждал об обратном. Веет от них каким-то холодом и

отчужденностью. В дождливую погоду город производил унылое впечатление.

Давил узостью улиц, суровостью построек. В такие дни было ощущение

временности пребывания и особенно чувствовалось, что мы — чужие здесь.

Необычной, но более понятной и приветливой казалась сельская местность.