Неожиданно вспоминаю, как перед самой свадьбой мы с Германом ездили выбирать дом. Естественно, Лиманскому хотелось вытащить меня из Софьиной квартиры, пропитавшейся горем. Под дождем мы долго колесили по близлежащему Подмосковью. Целовались, стоя в пробках. Пили припасенный в термокружках чай и жевали бутерброды. Вот только найти дом своей мечты так и не смогли. Пока, наконец, Герман, объезжая пробку, не умудрился свернуть в первый попавшийся переулок. Наверное, нас вело провидение. На этот дом мы сразу обратили внимание. А растяжка «продается» только добавила уверенности, что это работа судьбы. Маленькая усадьба понравилась нам обоим. Большой дом, состоящий из полноценного первого этажа и небольшой надстройки второго, где под стеклянной сводом вполне мог расположиться зимний сад. Плоскую крышу дома Герман переоборудовал под террасу. А я, поработав с ландшафтным дизайнером, превратила весь прилегающий участок в альпийский луг. И до сегодняшнего дня считала свой дом настоящей крепостью.
- Алина, - звонит мне Герман. – Можешь присоединиться к нам?
- Да, конечно, - отвечаю на автомате. И наблюдая, как в комнату входит Настина нянька, поправляю черное трикотажное платье с клешеным подолом. Выхожу в коридор, мельком смотрю в зеркало и аж вздрагиваю от неожиданности. Ну, просто смерть ходячая! Бледное лицо, выбившиеся из узла волосы. И искусанные губы в придачу. Хороша!
Наскоро собираю в хвост волосы и на ватных ногах иду в гостиную. Улыбаюсь, когда карауливший около дверей личный телохранитель Германа подмигивает мне.
- Не боись, там весело!
Зайдя в комнату, понимаю, в чем дело. На стоящих напротив друг друга диванах сидят люди. И если на одном вальяжно развалился Лиманский, сложив ногу за ногу, то на втором жмутся один к другому мои братья, отец и Айрат. Сидят настороженно, словно птицы на насесте. А всему виной Фродо, лениво валяющийся посреди зала.
Киваю родственникам, не считая нужным удостоить бывшего жениха даже поворота головы.
- Здравствуй, дочка, - улыбается отец и внимательно вглядывается в мое лицо. Строгие глаза мимоходом ощупывают мою фигуру. Словно Мурат пытается понять по внешнему виду, остались ли какие-то увечья.
«Только на душе синяки», - хочется заорать мне. Но лучше сдержаться и не показать бывшим родственникам свою слабость и уязвимость.
- Так вот, дорогие друзья, - холодно бросает Герман, как только я сажусь рядом. Накрывает мою ладошку своей рукой, явно показывая, кто здесь хозяин. Да еще Фродо, нахальная собака, зевает громко и перекладывает свою башку к моей ноге.
Только попробуйте приблизиться! – говорит своим грозным видом.
- Никах состоялся. Государственная регистрация тоже. Какого вы от нас хотите? И почему ты, - муж кидает раздраженный взгляд на Айрата, - вел себя как дурак? Тима вроде громко объявил, кто такая Алина. Моя жена, - рыкает он глухо и смотрит внимательно на гостей.
77
В глазах отца и братьев я читаю бурю эмоций. Видимо, они рады, что я нашлась. А с другой стороны, обескуражены моим браком с иноверцем. Другое дело Айрат. Тот сжирает меня испепеляющим взглядом, не предвещающим мне ничего хорошего.
- Вряд ли ваш союз, - осторожно замечает отец, - освящен по всем правилам. Я, как старший родственник, не давал разрешения на этот брак. А значит, никах можно считать недействительным, - добавляет он сурово.
После такого заявления многие поменяли бы тон, но только не Лиманский. Муж щелкает пультом, включая плазму. И сразу на экране возникают белые стены с лепниной. Мулла в расшитых золотом белых одеждах и мы с Германом, сидящие по обе стороны от него.
- Кто отдает эту девушку? – строго спрашивает мулла.
- Я, - твердо заявляет дядя Искандер.
Камера наезжает крупным планом на него, а затем на бабушку Зарему.
Перевожу взгляд на отца, замечая, как его лицо передергивает нервная судорога. Вижу, как ему неприятно.
Снова поворачиваюсь к экрану. Этот фильм я могу смотреть бесконечно. История любви, где нам с Лиманским отведены главные роли. Я в белом кружевном платье с воротником стоечкой. Герман в строгом черном френче и в расшитой тюбетейке, подаренной Алишером. Соприкасаемся лбами с любимым. И этот жест, такой сокровенный и невинный, каждый раз заставляет меня вздрагивать. Наши с Германом лица говорят сами за себя.
- Махр был? – будто очнувшись, строго спрашивает отец.
- Конечно, - учтиво замечает Герман, но мне почему-то кажется, что он насмехается. – Вот, можете изучить, - протягивает моему папаше копию свидетельства о религиозной церемонии. – Там внизу написано…
- Это все легко опровергнуть, - бросает, словно выплевывает слова, Айрат.
- Не вижу повода, - пожимает плечами муж. – Все условия соблюдены. Махр подарен, благословение от старшего родственника получено. Свидетели свои подписи поставили.
- Моя мать и Латифа, - печально вздыхает отец. – А это чья закорючка? – интересуется надменно и с издевкой.
- Мой друг Алишер. Правоверный мусульманин. Айрат с ним знаком, - нехотя роняет муж и добавляет с легкой усмешкой. – Еще будут вопросы?