Восточный цикл. Книги 1-7

— Ты, пожалуй, не веришь этому, Тома?

— Ох, если сам эфенди это говорит, так тому и быть!

— И я тебе присоветую думать так же. Сомневаться в этом оскорбительно, а ты ведь всегда был учтивым человеком.

— Да, Аллах тому свидетель. Поэтому я думаю, что эфенди тоже проявит к нам некоторую учтивость и докажет, что пуля его не берет.

Халеф наблюдал за нами. Это вошло у него в привычку, ведь всякий раз, когда мы встречали кого-нибудь, он читал у меня по лицу все, что я думаю о встречном. Он тут же показал мне, что не доверяет этому посыльному, и взялся за рукоятку плети, промолвив:

— Эй ты, послушай-ка! Ты принялся обучать учтивости нашего знаменитого эмира? Ежели ты думаешь, что тебе это дозволено, я готов ударами этого бича начертать правила учтивого тона у тебя на спине. Раз уж ты так заважничал и надулся, как лягушка, отчего бы тебе не поквакать?

Он встал и с явной угрозой сделал несколько шагов в сторону посыльного. Тот моментально отлетел к двери и прокричал:

— Постой, постой, о хаджи! Мне и в голову не приходило читать вам проповеди. Пусть плетка повисит у тебя за поясом. Я вовсе не намерен знакомиться с ней ближе.

— Тогда веди себя так, чтобы мы остались довольны тобой. Мы дети единого пророка и сыновья падишаха, и нам не нравится тот, кто носит имя Тома. Так могут звать лишь неверного, коему дозволено глодать только корки от дынь мусульманина. Впрочем, мы докажем вам, что в наших словах не было лжи и что нам даровано творить чудеса и знамения, взирая на которые вы онемеете от удивления. Эфенди, сделать нам это?

— Да, Халеф, если тебе это по нраву.

— Мне по нраву. Дозволь нам выйти во двор!

Когда мы выглянули туда, двор был полон людей, застывших в ожидании чуда, обещанного им казием-муфтием. Те, мимо кого мы шли, взирали на нас широко раскрытыми глазами, а стоявшие поодаль вытягивали шеи, дабы видеть любое наше движение.

Маленький хаджи схватил плеть и начал расчищать себе дорогу, раздавая удары налево и направо. Наш путь лежал к небольшому сараю.

— Сиди, ты дашь мне пули? — тихо спросил он.

— Нет, я хочу быть уверен, что несчастья не приключится. Сперва мы попробуем настоящую свинцовую пулю. Поговори с людьми. Из тебя оратор лучше, чем из меня.

Он был очень польщен этой похвалой. Его лицо вытянулось; он произнес громким голосом:

— Люди Остромджи, вам даровано незаслуженное счастье зреть четырех отважных мужчин, сквозь тела которых не проникает ни одна вражеская пуля. Откройте ваши глаза и напрягите ваш ум, дабы явленное вам чудо никоим образом не ускользнуло от вас и вы могли рассказать о нем вашим детям, детям ваших детей и внукам ваших далеких правнуков, если вы доживете до них. Держитесь порядка и не шумите, чтобы не мешать нам, ну а теперь пришлите ко мне человека, слывущего лучшим стрелком, и пусть он возьмет свое оружие.

Послышалось негромкое бормотание. Все искали стрелка. Наконец, вперед выступил человек с ружьем в руке. Кроме него, я не видел ни одного человека с оружием.

— Твое ружье заряжено? — громко спросил я его.

— Да, — ответил он.

— Много у тебя с собой пуль?

— Нет, господин.

— Ничего страшного, я дам тебе свои. Но сперва покажи нам, что ты умеешь стрелять. Видишь, к сараю прибита новая доска? Там есть сучок. Попробуй в него попасть.

Он отошел назад, вскинул ружье и выстрелил. Многие из присутствующих поспешили проверить, куда он попал, и обнаружили, что он промахнулся лишь на полдюйма.

— Выстрел не вполне удался, — сказал я, — попробуй еще раз.

Я дал ему одну из отлитых нами свинцовых пуль. Второй выстрел был точнее; на этот раз стрелок тщательнее прицеливался. Я дал ему три другие пули, украдкой спрятав свинцовую пулю в правый кулак, и сказал:

— Теперь попробуй попасть в отверстие, пробитое тобой в доске, но сперва покажи людям пулю, чтобы они убедились, правильно ли ты заряжаешь ружье.

Некоторое время пули переходили из рук в руки. Каждому хотелось посмотреть и потрогать их. Получив их назад, он зарядил ружье.

— Подойди поближе! — приказал я, подвинув его к мишени. — Теперь стреляй.

Сказав это, я подошел к доске. Он опустил взведенное ружье.

— Господин, — сказал он, — как же я могу стрелять по доске?

— Почему нет?

— Вы же стоите у меня на пути!

— Ничего страшного.

— Вы же своей грудью закрываете мне мишень.

— Так стреляй сквозь меня.

— О, господин, я же убью вас!

— Нет. Я ведь хочу вам показать, что пули меня не задевают.

Он растерянно почесал за ухом.

— Вот так дела! — молвил он. — Боюсь за себя, боюсь.

— Почему?

— Пуля отскочит от тебя и пробьет мне грудь.

— Не беспокойся. Я схвачу ее рукой.

Гул изумления прокатился по рядам присутствующих.

— Это правда, эфенди? Я же кормилец семьи. Если я умру, лишь Аллах позаботится о ней.

— Ты не умрешь, клянусь бородой пророка.

— Раз ты говоришь так, господин, я попытаюсь.

— Стреляй спокойно!

Я внимательно наблюдал за посыльным Тома. Он подошел почти вплотную и не спускал с меня глаз. Стрелок прицелился, стоя всего в десяти или одиннадцати шагах от меня. Внезапно он вновь опустил ружье и сказал:

— Я же никогда не целился в человека. Простишь меня, господин, если попаду в тебя?