— С виду вы более нормальные. Я живу вон там на четвертом этаже третьего подъезда. Если что-то понадобится обращаться.
И тут Нилу вдруг спрашивает.
— Можно попросить у вас холодного чая.
Женщина улыбнувшись отвечает.
— Даже не знаю, я же только на минутку зайду и сразу же вернусь на работу, я работаю на рынке у меня свой магазин, а моя никчемная невестка настоящая гадина. Вряд-ли* она даст вам чай.
— Ну ничего проживем и без чая, — отвечает Нилу пожимая плечами.
— Работа согревает лучше всяких напитков, замечает женщина и входит в свой подъезд.
Хоть и ответ был грубоватым, но ее манера разговаривать непринужденно внушило доверие, а худое и слегка сгорбленное тело жалость.
43
Дома мы строго по часам выходим на улицу, чтобы посетить уборную и набрать воды для питья. Нет возможности, ни постирать, ни помыть голову от того что хозяйка еще не починила душевую комнату. Она оправдывается себя говоря: — Как только заплатите тогда и починю. Но кроме нас у нее есть еще трое жильцов, которые также ждут ремонта этой комнаты. Наш сосед оказался более проворный и купил себе большой таз в котором стирает и купается. Он конечно же разрешил нам пользоваться им, но мы естественно не могли, помня о личной гигиены. И к тому же его чрезмерные уговоры пугали Нилу. Она злилась особенно тогда когда он многозначительно смотрел на нее. Его авантюристский взгляд и вправду наводит на нас страх. То он пылко рассказывал о себе, то жадно допрашивал нас. Но Нилу предпочитала молчать.
О нашей ситуации знала лишь хозяйка, которую мы попросили никому не говорить. Страх заставляет держаться от всех в стороне. За это соседи невзлюбили нас с первого дня. Сломанные жизнью женщины до сих пор с недоумением смотрят на наши изнемогающие, но гордые лица и не могут понять такого поведения. В доме обитают три семьи приехавшие из самых разных уголков страны. У каждой есть своя история и своя трагедия. В будущем мы узнаем, что одна из них медсестра, убежавшая из дома с женатым мужчиной. Но мы и не смеем ее осуждать. По традиции она считается второй женой. И каждый вечер она собирает остальных соседок в кружок под дверьми для душевных бесед. Ей около тридцати пяти, но ее говор звучит так как будто ей все пятьдесят. Звонкий голос дополняет острый язык и чеканенный говор. За одну минуту эта женщина может произнести не менее ста слов. Но ее внушительный облик в основном состоит не из бесконечного говора, а ее мясистых рук и широких плеч, но все-таки голос дополняет ее цельность и показывает точный прототип рабочей женщины стойких убеждений. Как и все женщины она имеет любящее сердце для своих родных и чуть ли не упивается мужем и пятилетней дочерью. Каждый раз проходя мимо я невольно слышу как она говорит: — Я обожаю его.
Но когда мужчина приходит с работы у них начинаются такие распри, что мы от страха забиваемся в угол. После чего он уходит из дома и возвращается уже пьяным. Хозяйка каждый раз недоумевающе спрашивает, почему она позволяет мужу пьянствовать. На что всегда приходит ответ. — Я ничего не могу поделать. Хоть он и бросил жену, но детей он не может оставить. И все свои деньги посылает им, а он знает, что такое зарабатывать деньги. Но не знает им цены. Может быть все это от доброты. Вот и приходиться каждый раз напоминать ему, что тут у него тоже есть дочь.
Однако в последнее время в центре внимания чаще оказываемся мы, а не ее буйный муж.
Шептания проносятся, когда мы разбитые возвращаемся с работы. Нас пару раз приглашали в компанию, но каждый раз мы отказывали, тем самым вызвав всеобщую неприязнь. Возможно эта женщина думает, что мы презираем ее или пытаемся выделиться в глазах у хозяйки. Но откуда ей знать наше душевное состояние. Больше всего ее раздражают наши опущены глаза. И в течение каких-то пяти дней о нас начинают ползти слухи. После этого обращение хозяйки к нам изменяется. Она начинает более сосредоточенно напоминать о сроках выплаты и каждый раз недоверчиво оглядывает меня. Призраки прошлого и настоящего давно бы свели меня с ума, если бы не инстинкт выживания. И я стараюсь держаться спокойно хотя в каждый раз трепещу от мыслей, что быть может она уже нашла наших соседей.
44
Прошла первая неделя, а мои страхи к счастью не оправдались.
Работа только-только начинает набирать обороты. Наши руки до этого не приспособленные к физическому труду терпят сильные муки. Иногда боль доходит до того, что я не могу спокойно прикасаться к чему либо. Наши метла быстро изнашиваются и к концу недели превращаются в тонкие палки. Но мы все равно придерживаемся бодрого духа, вспоминая ту страшную ночь в больничной беседке и продолжаем подметать.
От утомления мы перестаем кого либо замечать. Иностранцы больше не забавляют нас. Индусы меркнут, а турки раздражают. Все наши мысли охвачены заботой о содержании чистоты своего участок.