— По справедливости я должна немедленно обратиться к Саиду Файзовичу. Да ты хоть понимаешь что он вышвырнет тебя с работы за такие проделки.
Раньше я слышала о том, что жители престижных и старинных домов бывают высокомерные, но они всегда представлялись мне обладателями особых умов и утонченным чувством развитой логичности раз добились этого величия. А теперь предо мной стоит недалекая совсем обыкновенная женщина с огромной желчью в душе и смотрит на мои руки с жадными глазами. Куда делся ее ум? На улице, по дороге куда бы мы не пошли все обращают внимания на наш жалкий и смешной вид, понимая наше ничтожество. Но почему эта женщина решила, что я шикую. Разве она безмозглая? Только абориген может смотреть на человека в лохмотьях с завистью к его жалким доходам. Знаю, что истинно благородные люди существуют в этом доме, но эта женщина явно не из их числа. Если бы мы сейчас поменялись местами, интересно понравилось бы ей самой такое обращение? Обида так и душит горло, но я понимаю, что не чего продолжать разговор и молча опускаю голову.
Я просто трачу драгоценное время в попытках ненужного размышления. Невозможно очистить заплесневевшую от чрезмерного достатка душу. И этот случай еще раз раскрывает занавес правды. Но это уже ничего не означает потому что остальных подъездах происходит все то же самое. Разочарование до того пронзает меня, что я больше ничего не испытываю кроме физической боли. Спускаюсь, подхожу к скамейке и сажусь опустив голову на стол. Теплый ветер дует с востока хотя и не приносит ни капли дождя. Небо оттеняют крупные облака, нависшие над землей. И также могучи проплывают дальше.
— Вы поступайте верно убегая от сюда; они не достойны вас, — говорю я как будто бы эти гиганты живые существа. Общество которое небо избрало стать жителями этого дома. На которых я до сих пор благоговейно смотрела снизу вверх теперь начинают вызывать во мне отвращение. Они уже не кажутся избранными. Наоборот подземными существами с давно сгнившими душонками. Я убеждаюсь в этом после того как вижу беззаботно идущею ко мне Гулпари.
— Отдыхайте?
— Нет, считаю собранные деньги.
Гулпари смотрит на мой скудный заработок и я замечаю горящий взгляд склоненный над моими руками. Закрываю ладонью деньги и подняв голову спросила.
— Вашей невесты нет дома?
- А почему спрашиваешь?
— Вы еще не заплатили нам.
— Неужели, а я думала, что заплатила.
— Нет, вы ошибайтесь.
— Ну как же, разве вы забыли, как я дала вам вкусную еду. А она между прочим стоит гораздо больше чем два сомона. Так что я свободна от выплаты еще на несколько месяцев.
Сказав эти слова она недовольно стягивает сумочку на плечо и уходит. Я остаюсь одна. Совсем разочарованная в этих людях перевожу дыхание и начинаю считать накопленное. К великому ужасу выходит каких-то пятьдесят два сомона.
— И это со всего дома? — вырвалось у меня. — Как такое возможно! Последняя надежда тонет в океане разочарования. Я панически хватаюсь за голову и в одночасье все переворачивается внутри. Однако злоба и ненависть к бездушным жильцам счастливого дома становится менее ощутимей. По мере того как моя горячка отходит. Нилу подходит ко мне и протягивает свою часть. Она собрала не больше моего и так же подавлена. Дорога проходит в молчание. Мы входим с ворот и тут же сталкиваемся с хозяйкой дома. Женщина полоскала белье, но увидев нас выпрямляется и вытирает руки.
— Ну пойдемте, — говорит она, давая, понять руками для чего.
Мы проходим в комнату и не дожидаясь вопроса сами протягиваем деньги.
— Пожалуйста возьмите. Здесь двести сомон, но мы обещаем завтра отдать остальное.
— Как это?
— Мы обещаем.
— Ну смотрите, завтра крайний срок.
— Спасибо вам огромное, вы не понимайте какое доброе дело свершили.
— Надеюсь и вы понимайте свою ответственность.
— Можете не переживать, — отвечает Нилу.
Я закрываю дверь и слышу как хозяйка кричит сыну:
— Отнеси деньги в дом! А сама снова приступает полоскать белье.
49