Восток, запад

Изабелла скачет на лошади, выигрывает баталии, вышибает из крепостей марокканцев, ее аппетиты растут с каждым днем. И тем она голоднее, чем больше проглотит земель, чем больше доблестных воинов отправит к себе в утробу. Колумб знает: еще немного, и он тут так и зачахнет, и бранит себя на чем свет. На вещи нужно смотреть трезво. Нечего обольщаться. Здесь ему ничего не светит. Скоро его отправят чистить нужник. На этот раз он приставлен обмывать тела, а тела погибших отнюдь не благоухают. Воины, готовясь к битве, перед тем как надеть доспехи, всегда надевают подгузники, ибо всегда боятся, что кишечник от смертного страха сам собой опорожнится. Колумб создан не для этого. Колумб дает себе слово уйти.

Но это не так-то просто: лет Колумбу все больше, покровителей меньше. Коли он уйдет, о плавании на Запад придется забыть.

Колумб, обнажающий тела, ни разу не попытался обнажить истину, не попытался понять, что с философской точки зрения жизнь человека полна абсурда. Колумб — человек действия и равнозначен делу. Отказавшись от плавания, он вынужден будет признать бессмысленность своей жизни. Это станет его поражением. Никому не нужный, никем не видимый, он, как пес, таскается за ней по пятам, ищет в глазах проблеск страсти.

«Денег и покровителей, — говорит сам себе Колумб, — ищут с той же страстностью, что и любви».

— Она всесильна. К ее ногам падают крепости. Она изгнала евреев. Марокканцы готовы к сдаче. Королева сейчас в Гранаде, скачет впереди войска.

— Она всемогуща Чего бы ей ни захотелось, она не знала отказа.

— Все сны у нее пророческие.

— В снах она получает сведения, на основе которых она и готовит планы непобедимых сражений, раскрывает тайные заговоры, предотвращает измену, шантажируя тем, что узнала во сне, всех — и сторонников, дабы заручиться их дальнейшей поддержкой, и врагов, дабы на всякий случай заручиться поддержкой врагов. В снах она узнает погоду, находит линии переговоров, выбирает торговые предприятия, куда вкладывать деньги.

— Она ест как лошадь и никогда не толстеет.

— Лицо ее подобно цветущему полуострову, утонувшему в море волос.

— Сокровищница грудей ее неиссякаема.

— Уши ее подобны нежным знакам вопроса, что свидетельствует о некоем душевном сомнении.

— Ноги ее…

— Ноги у нее средние.

— Она вся — неудовлетворенность.

— Победы ее не утоляют, вершины страсти недостаточно высоки.

— Смотрите все: к воротам Альгамбры выезжает Боабдиль Несчастный, последний султан последней твердыни последнего века Арабской Испании! Смотрите: он выехал сдавать город, и вот, сейчас, в это самое мгновение, он кладет ключи от крепости в протянутую ладонь королевы… Свершилось! Но, едва тяжелая связка упадает к ней в руку, королева… зевает.

Колумб оставляет надежды.

И в тот миг, когда Изабелла со скучающим видом въезжает в поверженную Альгамбру, Колумб оседлывает мула. А когда она входит во Дворец Львов, по которому бродит бесцельно и долго, он мчится уже по дороге, нахлестывая своего скакуна, и быстро скрывается в облаке пыли.

Роль невидимки стала его проклятием. Колумб сдается. Он отказывается от нее, хоть и знает, что вместе с ней потеряет все. В бессильной ярости он едет прочь, подальше от Изабеллы, скачет день, скачет ночь, мул падает, и тогда Колумб взваливает на плечо дурацкие, пестрые, как у цыган, лоскутного шитья мешки, к тому же до неприличия заляпанные дорожной грязью, и двигает дальше пешком.