Восток, запад

— Да, это очень неприятно, — сказал Зулу, сдвинув брови. — Но виновных, конечно, никак не привлечь?

— Зулу, ах ты мой благородный воин Зулу, «воровство» здесь теперь лишь фигура речи. Ведь я о музеях, полных индийских сокровищ. Ведь все эти города, всё их благополучие — всё построено на награбленном. И так далее, и тому подобное. Мы, конечно, простили, забыли — таков наш национальный характер. Но забывать-то как раз необязательно.

Зулу ткнул пальцем в бродягу, который, в драном пальто и шляпе, спал на соседней скамье.

— Он что, тоже нас обокрал? — спросил он.

— Ты забыл, — помахал перед его носом пальцем Чеков, — что британский рабочий класс старался влиять на колониальную политику в собственных интересах. Например, рабочие текстильных фабрик в Манчестере поддержали уничтожение нашей хлопчатобумажной промышленности. Как дипломаты мы вынуждены закрывать на это глаза, но факт остается фактом.

— Этот нищий — не рабочий класс, — резонно возразил Зулу. — Что ж, по крайней мере хоть он нам не угнетатель.

— Зулу, — устало сказал Чеков. — Иногда с тобой тщертовски

трудно.

Как-то, когда они катались на лодке на Серпентине, Чеков вновь оседлал любимого конька.

— Нас обокрали, — сказал он, откинувшись на полосатые подушки с бокалом шампанского в руках и подставив лицо легкому ветерку, пока могучий Зулу налегал на весла. — И мы теперь не мытьем, так катаньем, а пытаемся возвратить свое. Как греки парфенонский мрамор.

— Нехорошо быть неблагодарным, — сказал Зулу, опустив весла и сделав глоток кока-колы. — Умерь свой голод, умерь свой гнев. Посмотри, сколько у тебя всего. Тебе что, мало? Сиди спокойно и радуйся жизни. У меня, например, столько нет, а мне хватает. И погода сегодня хорошая. Колониальный период ушел в прошлое навсегда.

— Если ты не будешь вон тот бутерброд, дай-ка мне, — сказал Чеков. — С моим радикализмом нужно было идти не в дипломаты. Нужно было идти в террористы.

— Но тогда мы стали бы врагами и оказались по разные стороны, — запротестовал Зулу, и на глаза у него вдруг навернулись слезы. — Ты что, совсем ни во что не ставишь нашу дружбу? И все, за что я несу ответственность?

Чеков смутился.

— Зулу, старик, ты прав. Тщертовски прав. Ты даже представить себе не можешь, до чего я обрадовался, когда узнал, что в Лондоне мы будем снова вместе. Друг детства, это великолепно, а? Что может быть лучше друга детства! Послушай, ты, простая душа, хватит сидеть с кислым лицом. Терпеть не могу. Здоровенный дядька, а того гляди, тут раплачешься. Хочешь, будем как кровные братья, а, старик, что скажешь? Один за всех и все за одного.

— Хочу, — сказал Зулу и застенчиво улыбнулся.

— Тогда вперед, — кивнул Чеков, снова усаживаясь на подушки. — С новыми силами.

В тот день, когда телохранители-сикхи убили Индиру Ганди, Зулу и Чеков играли в сквош на частной площадке в Сент-Джон-Вуд. После душа Чеков, у которого в волосах уже поблескивала ранняя седина, обмотался полотенцем, чтобы прикрыть съежившийся от усталости побагровевший член, и все никак не мог отдышаться, а Зулу, оставшись во всей гордой наготе своего могучего тела, спокойно стоял, наклонив красивую голову, и заботливо, будто женщина, отжимал, расчесывал и приглаживал длинные черные волосы, наконец ловко скрутив их узлом.

— Йар, Зулу, слишком здорово. Бамс, бах! Какие удары! Тщертовски сильные, не по мне.

— Кабинетный ты стал диплонавт, джи. Теряешь форму. Когда-то все было по тебе.

— Н-да, стареем, стареем. А ведь ты всего на год моложе, а?

— У меня жизнь проще, джи, дело не слово.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что твое имя будет запятнано? — тихо произнес Чеков.

Зулу перед большим зеркалом медленно повернулся и застыл в позе а-ля Чарльз Атлас[50].

— Все должно выглядеть так, будто ты действуешь на свой страх и риск. Если что-то пойдет не так, посольство вынуждено будет остаться в стороне. Никому ни слова, даже жене.

Зулу раскинул руки и ноги, будто гигантская буква «X», и с наслаждением потянулся. Потом повернулся к Чекову.

— Что скажешь, Зул? — Голос у того немного упал.

— Транспортный луч готов?

— Йар, не верти задницей, не увиливай.

— Прошу прощения, мистер Чеков, это моя задница. Ну так как, транспортный луч готов или нет?

— Транспортный луч готов.

— Тогда включаем двигатели.

Доклад Чекова ДТК (Джеймсу Т. Кирку), гриф «Совершенно секретно, только для внутреннего пользования»: