Вот я

Первые репортажи пошли из Старого города в Иерусалиме: построенный крестоносцами храм Гроба Господня, легендарное место захоронения Иисуса Христа, главная святыня христианского мира, сильно пострадавший от землетрясения 1927 года, частично обрушился, засыпав обломками неизвестное число туристов и клириков. Синагоги и ешивы, монастыри, мечети и медресе лежали в руинах. Не поступало никаких новостей о Храмовой горе: либо потому, что их не было, либо потому, что те, кто их знал, держали при себе.

Национальное общественное радио взяло интервью у инженера-строителя. Корреспондент с хрипловатым голосом — вероятно, лысый коротышка-еврей — по имени Роберт Зигель начал:

Заранее приносим извинения за качество сигнала. Обычно, если телефонная связь нарушена, мы используем сотовые телефоны. Но сотовые сети тоже повреждены, и мистер Горовиц говорит с нами по спутниковому телефону. Мистер Горовиц, вы меня слышите?

Горовиц. Да, алло. Я слышу вас.

Зигель. Не могли бы вы дать нам профессиональную оценку того, что происходит сейчас?

Горовиц. Профессиональную оценку Землда, но я еще скажу просто как человек, находящийся здесь, что Израиль пережил страшную катастрофу. Все кругом, куда ни посмотришь, все разрушено.

Зигель. Но вы в безопасности?

Горовиц. Безопасность — относительное понятие. У меня в семье все живы, и я, как вы слышите, тоже. Кто-то в большей безопасности. Кто-то в меньшей.

Какого хуя израильские евреи не могут просто отвечать на вопрос? — подумал Джейкоб. Даже сейчас, когда разразилась катастрофа — само это слово похоже на классическую израильскую гиперболу, — израильтяне не могут дать прямой, неизраильский ответ.

Зигель. Мистер Горовиц, вы инженер на государственной службе, это так?

Горовиц. Инженер, советник правительства, академик…

Зигель. Как инженер что вы можете сказать нам об ущербе, которое наносит землетрясение такой магнитуды?

Горовиц. Ничего хорошего.

Зигель. Нельзя ли немного подробнее?

Горовиц. В Израиле из шестисот пятидесяти тысяч строений меньше половины могут выдержать подобное.

Зигель. Нам предстоит увидеть, как опрокидываются небоскребы?

Горовиц

. Конечно, нет, Роберт. Они-то спроектированы с расчетом на еще более сильные толчки. Наибольшую тревогу у меня вызывают здания высотой от трех до и восьми этажей. Многие из них устоят, но в очень немногих можно будет жить. Вы должны помнить, что в Израиле до конца семидесятых не было строительных норм, а существующие теперь никогда строго не соблюдались.

Зигель. Почему так?

Горовиц. У нас головы заняты другими заботами.

Зигель. Конфликтом.

Горовиц. Конфликтом? Да нам бы сильно повезло, если бы речь шла об одном конфликте. Большинство зданий построены из бетона — это очень жесткая, не многое позволяющая конструкция. Здания похожи на самих израильтян, можно сказать. Они соответствуют нуждам растущего населения, но к нынешней ситуации приспособлены хуже некуда.

Зигель. А что насчет Западного берега?

Горовиц. А что насчет него?

Зигель. Как его постройки выдержат подобное землетрясение?

Горовиц. Тут вам нужно спросить палестинского инженера.

Зигель. Что ж, мы непременно попытаемся.

Горовиц. Но раз уж вы спрашиваете, то мне придется предположить, что он разрушен полностью.

Зигель. Что, простите, разрушено?

Горовиц. Западный берег.

Зигель. Разрушен?

Горовиц. Все здания. Все, что есть. Там, должно быть, много жертв.

Зигель. Тысячи?

Горовиц. Боюсь, что вот сейчас, когда я говорю, уже погибли десятки тысяч.

Зигель

. И я уверен, что вы спешите к семье, но, прежде чем мы простимся, могли бы вы сделать некоторые прогнозы о том, к чему это все приведет?

Горовиц. О какой перспективе вы спрашиваете? Часы? Недели? Жизнь поколения?

Зигель. Попробуем начать с часов.

Горовиц. Следующие несколько часов будут для Израиля решающими. Сейчас важнее всего расставить приоритеты. Электричества нет во всей стране и, скорее всего, не будет еще несколько дней даже в крупных городах. Как вы понимаете, главным приоритетом будут военные нужды.

Зигель. Я удивлен, что вы это говорите.

Горовиц. Роберт, вы еврей?

Зигель. Не уверен, что это сейчас имеет значение, но да, я еврей.

Горовиц. Так я удивлен, что другой еврей удивляется. Впрочем, только американский еврей может думать, что вопрос о том, еврей ты или нет, может не иметь значения.

Зигель. Вас заботит безопасность Израиля?

Горовиц. А вас нет?

Зигель. Мистер Горовиц…